Андреас Штайнхёфель - В центре Вселенной

В один из теплых летних деньков, когда мы вернулись из школы, на моей кровати нас встретил ни много ни мало мяч, за это время ничуть не утративший своего первозданного уродства. За три месяца я успел позабыть не только об его существовании, но и о рождавшихся в моей голове коварных планах его уничтожения, но с его появлением все эмоции всколыхнулись с прежней силой. Она его нашла. Поначалу я решил, что вот это скользкое, огромное, отвратительное нечто Глэсс просто положила на видное место, как кладут любую потерянную и случайно найденную вновь игрушку, чтобы обрадовать бывшего владельца, и, недолго думая, быстро спрятал его подальше под кровать. Мне и в голову не могло прийти, что его возвращение в мою жизнь было лишь прелюдией к спектаклю, тщательно продуманному и разыгранному затем Глэсс и Терезой, но, к сожалению, не принесшего мне и малой толики того удовольствия, которое, по всей вероятности, я должен был испытать.

В ближайшую субботу на пороге дома появилась Тереза. Вот уже несколько дней стояла чудная погода, и, несмотря на то что июнь только-только начинался, в доме уже ощущалась жара. Мы собрались на пикник, Диана запихнула в отдельный мешочек свою куклу и прочую дребедень, и мы отправились на ту самую лужайку на берегу реки, которая вызывала во мне воспоминания о том злополучном разговоре, что имел в моей жизни столь далеко идущие последствия. По дороге я почти бессознательно ощупывал уши, чтобы убедиться, что они не обрели вдруг свою первоначальную форму.

– Давай поиграем, Фил, – объявила Тереза, не успев поставить корзину на землю.

– Во что?

– В одну веселую игру. Скорее даже это не игра, а испытание, – объяснила она. – На самом деле три маленьких испытания. Но если ты все их пройдешь, то получишь прекрасный подарок!

При слове «подарок» Диана обернулась и посмотрела на нее с нескрываемой надеждой. Светловолосая, вечно писающая кукла со всей очевидностью ее не устраивала.

– Это такая игра, в которую мы можем поиграть только с Филом, – тут же объявила Тереза в ее сторону.

Диана кивнула и отвернулась. Громко выражать свое недовольство было ей не свойственно. Я тут же почувствовал себя не в своей тарелке. Очередной подарок не привлекал меня ничуточки, будь он даже во сто крат прекрасней, чем обещали, – в конце концов, прекрасного футбольного мяча мне уже и без того хватало, и было совершенно ясно, что наши представления о прекрасном могут существенно разниться. С другой стороны, во мне проснулось некоторое любопытство – которое тут же угасло, как только Глэсс, к моему ужасу, извлекла из корзины злополучный предмет и вручила его Терезе. На лице последней засияла торжествующая улыбка.

– Не бойся, Фил, это всего лишь игра.

Она зажала мяч под мышкой. Я почуял неладное.

– Ты готов?

Я кивнул.

– Итак, первое испытание, – с расстановкой произнесла Тереза, – свистнуть!

– Что?

– Свистнуть! Это совсем легко, смотри, я тебя научу.

Она бросила мяч и засунула два пальца в рот. Раздался такой оглушительный, резкий свист, что мне показалось, будто по сверкающей поверхности воды от страха побежала рябь.

– Вау! – воскликнула Глэсс, которая, скрестив ноги, сидела на расстеленном одеяле и крутила толстую, похожую на кулечек сигарету.

– А теперь ты, – приказала Тереза.

Поколебавшись, я, как она, засунул в рот большой и указательный пальцы и принялся дуть, но изо рта у меня не вырывалось ничего, кроме громкого сопения. Под чутким руководством, куда надо ставить пальцы и как прижимать к зубам язык, я снова повторил весь процесс, на этот раз залив слюной весь подбородок и воротник, но даже запихнув себе в рот пол-ладони и чуть было не подавившись, я не добился ничего, кроме позывов к тошноте.

– Не расстраивайся, с первого раза ни у кого не получается. Но ты молодец! – Тереза приподняла мою голову, взявшись пальцем за подбородок, улыбнулась и потрепала меня по затылку. – Перерыв, – объявила она, плюхнувшись на одеяло рядом с Глэсс.

Молодец? У меня же ничего не получилось!

Глэсс закурила сигарету, сделала две затяжки и передала ее Терезе. Серо-голубые клубы дыма, как маленькие туманные зверьки, поднимались по воздуху и плыли над лужайкой. Их запах приятно щекотал нос и напоминал мокрую свежескошенную траву и одновременно сахарную глазурь. Я старался думать, что дело было именно в самом запахе, а не в том, что обе безостановочно хихикали, но меня утешало, что, пока они заняты этим, им нет дела до того, умею я свистеть или, как выясняется, нет.