Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

Волны прогневались на своих детей за то, что те предали их во имя иной матери – Земли. Они захлестнули берег, пытаясь нагнать свой народ, вынуждая его бежать вглубь острова, думать о смерти в надежде на жизнь. Волны гнались за ними, обдавая мертвечиной брызг, хрипя и выплевывая пену. Создания выжили. Но океан до сих пор не отпустил их».

Юношу вынесло на берег. Обратно. Океан не захотел принять его. Вот только пляж не был похож на прежний. Возможно, течением Яна отнесло дальше. С одной стороны пляж оканчивался рифом, с другой замыкался мысом с пальмами. Яну ничего не оставалось, как идти на поиски людей и жилья.

Это был старый дом. Очень старый. Юноша вышел к нему, стоило уйти с пляжа. За частоколом пальм вдруг выросло здание. Заброшенное. Пустынное. Треснувшие ступени террасы, проросшая трава из разломов. Вынесенные прочь двери и окна. Казалось, водная стихия обошла этот дом стороной, хотя трудно представить, чтобы такое было возможно, – ведь строение стояло прямо у нее на пути. Сомнений не возникало – дом разрушался временем, иной неумолимой стихией.

Как только Ян ступил на террасу, в другом доме, в том, что поднимался уступами над черными скалами Неаполитанского залива, у дона Гильяно кольнуло сердце. Дон Гильяно привык доверять своему сердцу. Замерев на мгновение, он услышал звук шагов под пустыми сводами. Он попытался сосредоточиться, понять, в каком месте сердца происходит движение. Ведь на сердце дона Гильяно, как на карту, были нанесены все Дома семьи.

Переселяясь в новый Дом, старый оставляли и запечатывали особым образом, чтобы никто из людей не мог туда войти. Человека охватывал страх, стоило ему приблизиться к владениям семьи Гильяно. Значит, тот, кто проник внутрь., был не вполне человеком, он явно не испытывал животного страха, который гонит человеческое существо прочь и гонится за ним. Этот кто-то мог даже не заметить печати.

Дон Гильяно снова прислушался и понял свое сердце – шагами отзывался давно заброшенный Дом на Благословенной Ланке. Сводки о страшном цунами уже поступили к нему. Он читал телеграфные ленты и скорбно поджимал губы, жалея не о количестве погибших, – люди его не волновали, – его беспокоило то, что не пробужденный демон пытался убить себя, а вместо этого лишь повторил миф о рождении таких же, как он. Когда начинают сбываться мифы и сказки, наступают тяжелые времена. Времена перемен, времена катастроф. А еще дон Гильяно ждал, что Дом, пусть даже старый и дряхлый, сможет пробудить демона, как будил он всех людей, которые присоединялись к Семье. Но демон спал беспробудным сном.

Ян прошел здание насквозь и ощутил только, что этот дом – ячейка некой сети, наброшенной на земной шар. Но кто набросил эту сеть? Кто сплел ее? Он бы поискал ответы на эти вопросы, если бы не хаос вокруг. Юноша шел дальше и дальше и повсюду видел разрушения. Он видел людей, обессиленных стихией. Сломленных. Сорванных, как цветы. Людей в кровоподтеках и ранах. Ян ужаснулся – вид человеческой крови был приятен ему. И чтобы задавить в себе это чувство удовлетворения, он принялся за работу. Людям сейчас нужна была любая помощь тех, кто остался в живых и был здоров.

Ян разгребал завалы, осматривал человеческие раны и даже пытался начитывать целебные мантры, чтобы облегчить боль пострадавших. Странно, но его слова помогали, а ведь он думал, что в монастыре не достиг нужной степени посвящения. «Только не подводите меня к умирающим», – просил он, сам не зная, почему.

На трупы, на пустых, выпотрошенных людей, которых паковали в брезентовые мешки, он смотрел с интересом и восторгом странного свойства. Они напоминали ему драгоценные хрупкие сосуды – разве можно было держать в них нечто столь ценное, как душа? Может, именно в этой непрочности их сила? Может, в чем-то более прочном, более совершенном душа не держится? Он удивлялся сам себе, точнее, тому, что его теперь волновало.

Чем дольше Ян оставался на острове, тем больше проникал в историю этой земли. Он чувствовал, что здесь идет война. Где-то на севере, на полуострове, льется кровь и, по иронии, там растут виноградники, лучшие на острове. Вино и кровь – им суждено литься вместе. Он чувствовал, а теперь уже и знал, что война началась с сожжения книг. Ян видел, как они горели, «вечные» манускрипты на пальмовых листьях, современные бумажные книги, – все превращалось в пепел. И пепел этот странным образом тоже был частью его, Яна, естества.

Через неделю пребывания на острове он почувствовал, что с закатом приходит жар. Тот поднимался изнутри, из самой сердцевины его существа. Ян стоял в палатке-столовой волонтерского корпуса. Он наливал чай из термоса. На протяжении дня голод не мучил его, но он ел вместе со всеми – по давней привычке. В монастыре его научили, что человеческий голод – не более чем иллюзия организма. Сейчас Ян страдал совсем от другой иллюзии.