Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

– Ну вот, оказывается, вы меня знаете. Юлия Сакович. – И она протянула руку через стол.

Он пожал ее:

– Антонио Аменти. – И прикрыл папку с документами от ее любопытных глаз. Юлия разлила вино по бокалам:

– Я наводила о вас справки, синьор Аменти…

– Тони.

– Тони… Ни одного проигранного дела. Прямо настоящий адвокат дьявола.

– Или простое везение, – возразил он. – Курите? – И достал из кармана коробочку с сигариллами. Тисненая золотая роза на крышке… – Те самые балканские, с добавлением лепестков роз. Он прикурил сигариллу и передал ее Юлии, она осторожно приняла ее из пальцев Антонио. Вдохнула душистый дым и, хоть не собиралась задавать главный вопрос так быстро, неожиданно даже для самой себя спросила:

– Знаете, где находится поместье Гильяно? – Потому что сама так и не смогла его найти.

«Она сказала „поместье“, а не „Дом“. Значит, ничего толком не знает о семье Гильяно», – оценил ситуацию Антонио, прищуриваясь сквозь дым, и покачал головой. Этот жест можно было расценить как «не знаю», «пока не скажу» или «что я получу, если скажу?». Юлия выбрала последний вариант.

В номере наверху она скакала на нем до изнеможения и, прежде чем рухнуть во взбитые, как сливки, простыни, пробормотала, вцепившись ногтями ему в грудь:

– Устроишь мне приглашение к Гильяно?

Антонио скривился от боли и промычал что-то нечленораздельное. Даже на пике блаженства он не мог бы пообещать ей то, что она просила. Но теперь он обязан был передать ее просьбу дону Гильяно.

Марк Вайнер любил Петербург за каменную кожу и холодную душу. Но ему, астматику с детства, не подходил местный климат. Лишь неподалеку от курортного Зеленогорска, в усадьбе на краю соснового леса, он мог дышать свободно.

Лес подступал к дому с трех сторон. Собственно, дом сам был частью леса: сосновые ступени, отполированные перила, стены из долгих бревен, дощатые струганые полы. За панорамными окнами лениво колыхался Финский залив.

Каждое утро Марк гулял по пляжу: ступая с крыльца на песок, оказывался в ином мире, мире зыбкости, неуверенности, сыпучести. И, как песчаные замки оседают под дыханием волн, так и в нем сглаживались ночные видения, неприятные сны и кошмары, стоило ему пройтись по берегу.

Нервный молодой человек… Его успокаивал непобедимый ритм воды. Моря, океаны, заливы он ценил за постоянство. Всегда хотел жить на берегу и мог себе позволить жить там, где хочет. Детскую астму он перерос, до сих пор с ужасом вспоминал, как задыхался от малейшего волнения, стихи в детском саду прочесть не мог, и в школе не выступал на всяких там мероприятиях, да что там – даже ответ у доски выводил его из зыбкого душевного равновесия. Иногда приступ накатывал, как волна, без видимой причины. Но одиночные приступы врачи за болезнь не считали: «Нервы лечите, молодой человек. Лечите нервы», – говорили ему доктора. Он лечил нервы, устраивал свою жизнь так, чтобы не было ни малейшего неудобства, ни одного повода для волнения. Но все равно, бывало, просыпался с рассветом, как будто выныривая из помойной ямы, в трясучке, с противным привкусом во рту, непонятные, расплывчатые картины висели перед глазами, он чувствовал запах застарелой крови, и страх разливался по телу.

Марк следил, как сходит лед с залива, с нетерпением дожидался белых ночей и никогда не пропускал начало зимы, первый снег в городе. Но стоило ему вернуться в Петербург, в отцовскую квартиру на Большой Конюшенной, как снова его одолевали плохие сны, и он начинал задыхаться.

В Арабских Эмиратах его здоровье ухудшилось. Казалось бы, сухой климат, пустыня… Но чтобы из гостиничного холла нырнуть в спасительно ледяной салон автомобиля, приходилось перейти вброд океан кипяченого молока. Воздух душным пластырем облеплял тело и лицо. Мучил, не давал вздохнуть. Жуткая страна. Царство Снежной королевы на раскаленной докрасна сковородке. Питерский дождь им бы тут определенно не помешал.

В Шарджу, культурную столицу Арабских Эмиратов, Марк привез коллекцию картин Томаса Кинкейда, американского художника, работы которого он собирал с двенадцати лет. Его друг, хранитель ценностей Национального художественного музея в Шардже, давно уговаривал его устроить выставку.

Официальное открытие, красная ленточка, речи, безалкогольное шампанское – компромисс между данью западной традиции и восточным сухим законом. Персонажи, наряженные, как герои сказок «Тысячи и одной ночи». Богатенькие эмирати – мужчины в дорогих костюмах и женщины, с ног до головы увешанные драгоценностями; местная аристократия – арабские мужи в традиционной одежде, белых отглаженных кандорах; журналисты, шныряющие в толпе гостей; интеллигенты-эмигранты, медленно фланирующие вдоль картин. На лицах – печать восточной расслабленности. Марка Вайнера представили как коллекционера, мецената, для которого транспортировка света искусства в народные массы – дело всей жизни. Он тоже произнес речь, ему долго аплодировали. Выставку назвали культурным событием года, хотя год только начался. В Эмираты пришла весна.