Карен Уайт: Музыка ветра

– А ты знаешь, что когда человек смотрит на звезды, он смотрит в прошлое, как бы отматывая время вспять? Ведь звезде требуются миллионы лет, чтобы ее собственный свет достиг Земли. Поэтому когда ты смотришь на звезду, то видишь ее такой, какой она была миллионы лет тому назад.

– Какой ты у меня умный! – вполне искренне восхитилась я и ласково взъерошила волосы на его голове.

Он улыбнулся мне, и я словно увидела перед собой Лорелею. Ее улыбка! А потом я закрыла дверцу машины и тоже на секунду задрала голову вверх. Ведь это же Лорелея научила нас почаще смотреть в небеса. А еще уметь видеть красоту и добро в самых неожиданных местах. И в себе самих тоже.

Дождь прекратился совсем. Легкий ветерок погнал облака по небу, высвобождая пространство для все новых и новых звезд. Подумать только! Они пробились к нам сквозь такую толщу тьмы, и все лишь за тем, чтобы осветить своим светом те места, которые раньше казались нам страшными.

Октябрь 2014 года

Я стояла на заднем крыльце дома Гиббса, пристроившись прямо под ниткой китайских колокольчиков, которую недавно водрузил здесь Гиббс. Эти колокольчики мы с Оуэном смастерили самостоятельно. Устремив свой взор вдаль, я созерцала раскинувшиеся вокруг болота. На мне была только рубашка Гиббса: я так и не прониклась пока идеями Лорелеи, утверждавшей, что в постель нужно ложиться обязательно в элегантном неглиже. Конечно, мужская рубашка – это не ночная сорочка, расшитая кружевами, но все равно я чувствовала себя в ней страшно сексуальной. На улице царила предрассветная прохлада, и я с удовольствием согревала руки о большую кружку с горячим кофе. Пила медленно, глоток за глотком, и наблюдала за тем, как над Бофортом занимается утро.

Рассвет, уже по-осеннему тусклый, как всегда случился внезапно и неожиданно. Но сегодня он был похож на такой медленный выдох, когда тебе хорошо и все вокруг, облитое приглушенным золотистым светом, знакомо и даже уже успело стать частью тебя самой. Да, теперь здесь мой дом, а в памяти сохранились лишь смутные воспоминания детства о том, какими серыми и унылыми были утренние часы в Мэне. Я сделала еще один глубокий вдох и тут же постаралась отогнать от себя эти воспоминания, словно выпуская на волю ту девчушку, которая когда-то выбралась живой из ледяной реки, а потом всю жизнь винила себя за собственное чудесное спасение.

Я услышала, как у меня за спиной открылась дверь, и улыбнулась. Оуэн проводил выходные вместе с Марис и ее родными. Должен вернуться домой непосредственно к началу мероприятия. Так что пока мы в доме одни: я и Гиббс. Вот он обнял меня обеими руками за талию, прижался ко мне своим обнаженным торсом и слегка коснулся губами шеи.

– Тебе не холодно? – спросила я у него.

– Уже нет, – ответил он с легким смешком и поцеловал меня снова, щекоча своим дыханием.

А потом положил голову мне на плечо, и так мы стояли молча, наслаждаясь тишиной и ожидая, когда утро окончательно разгонит остатки тьмы. Осень медленно, но неуклонно вступала в свои права и здесь, в Южной Каролине. Болотная зелень постепенно стала приобретать желтовато-коричневые оттенки, в основном благодаря в изобилии распространившейся вокруг спартине. Птичьи трели тоже стали иными. Ведь на зимовку уже прилетело множество птиц с Севера. Часть из них осталась здесь, другие полетели искать себе пристанище дальше, на Юг. Деревянные остовы опрокинутых вверх дном лодок для сбора устриц, вносивших разнообразие в летний речной пейзаж, тоже уже куда-то исчезли, попрятались в речных рукавах и заводях в поисках местечек, где можно благополучно прожить до весны.

Я вдруг поймала себя на мысли, что у меня такое чувство, будто я жила здесь всегда. Короткие летние месяцы, осенний багрец окрестностей Мэна – все это из какой-то другой жизни. Да в сущности, то и была совсем другая жизнь. А сейчас… сейчас я совсем не боюсь плавать на лодке. Я даже несколько раз самостоятельно управляла ею, и это оказалось совсем не страшно. Во время своих речных прогулок я видела одного крокодила и бесчисленное количество дельфинов, я научилась ориентироваться по придорожным знакам, чтобы находить дорогу домой. Конечно, Лорелея выразилась бы по этому поводу более поэтично. Сказала бы, к примеру, что человеческое сердце – это и есть тот компас, стрелка которого постоянно указывает на родной очаг. Пожалуй, эту мысль стоит занести уже в свою собственную Тетрадь умных мыслей, которую я завела вскоре после той ночи, когда впервые самостоятельно пересекла мост. А сейчас я смотрю на горизонт, на котором вспыхивают все новые и новые лучи света, и воображаю себе, будто снова плыву на лодке по одному из речных притоков. Деревья расступаются по обе стороны, а река, изгибаясь и петляя, сливается с таинственной стихией болот, которые то отступают вглубь, обнажая свои вековые тайны, то снова подступают к самым речным берегам, беспрекословно повинуясь ритму лунного календаря.