Тамара Лисицкая - Поцелуй аиста

И сразу увидела нашу удивительную Катю, которая сидела в соседней палате, двенадцатой, где в царском одиночестве вызревала таинственная телеведущая. Наша Катя показывала какие-то движения руками, консультировала.

Я отвернулась.

Было неприятно знать, что она не только мне добрые слова говорит.

— Ну, как оно? — радостно спросила Милка.

— Ничего. У вас дело ко мне?

— Ага. Смотри! Вон у той, — она кивнула на двенадцатую палату, — срок 40 недель. Плюс блатная вообще насквозь. Так что она — наш главный враг!

Она что, опять о квартире?

— Да нет у меня врагов! Мне не нужна эта квартира, оставьте меня в покое!

Милка укоризненно покачала головой:

— Это ты сейчас говоришь… А когда делить квартиру начнем, ты ж первая скажешь, что тебе и санузел, и лоджию!

Да что за бред!

— Мила, вы мне больше про эту квартиру не говорите, хорошо? У меня давление поднимается, а мне нервничать нельзя!

Хотела уже вернуться в палату, но Милка уцепилась за мой локоть.

— Стой! Подарок свой заберите! Еле Степановну уговорила пропустить! Будешь мне должна, помни!

И она на мгновение нырнула в коридор, а потом вернулась с маленькой елкой в горшке.

Ну, ничего себе!

— Дай отнесу! А то надорвешься и родишь раньше времени, а нам надо до Нового года дотерпеть!

Елка оказалась не просто елкой, a Picea glauca Conica. На ней болталась открытка с поздравлениями Татьяне от коллег, так что бенефициар нашелся сразу. Ботаник Таня была тронута, Александра возмущена, в общем, вечер продолжился.

Елочку поставили на подоконник.

Потом пришла Анжелика Эмильевна, принесла градусники, увидела елку и огорчилась — нельзя.

Мы еще очень долго убеждали Анжелику Эмильевну, что без елки нам всем будет невыносимо грустно вызревать, в том время как все готовятся к Новому году, а мы этого права лишены. Александра отмалчивалась, но бросала на нас строгие взгляды, кивая в такт страшилкам Анжелики Эмильевны о том, что у кого-нибудь может обостриться аллергия. А елка к тому времени уже успела так начинить запахами нашу палату, что без нее уже действительно как-то было бы сиротливо. Мы все хотели, чтобы елка осталась.

— Ну пожалуйста! — ныла я вместе со всеми. И тут

Анжелика Эмильевна улыбнулась персонально мне, вздохнула, многозначительно покачала головой — ай-ай-ай, все вам, «звездам», в этом мире можно…

— Ну, хорошо. В виде исключения до первого обхода.

Потом у Тани закончилась капельница, я ходила за Анжеликой Эмильевной на пост. Потом мы с ней вместе водили Таню в туалет, а то она сама не очень могла передвигаться. Потом были какие-то уколы, процедуры, таблетки, больничная вечерняя суета, ужин для стареньких девочек.

Потом приехала мама, раньше у нее не получалось сорваться с работы. Меня к ней уже не пустили, пришлось передать вещи с Харон Степановной. Степановна не очень обрадовалась.

Потом в отделении выключили свет, и осталась только голубая луна экрана Александриного бука. В этом мерцающем, очень морском свете я себе представляла море, наружное и внутреннее. Мы с моим сладким малышом — бабочки. Мы летим над волнами и цветами, и какой-то совершенно сказочный свет льется на нас сверху. А снизу колышется море цветов…

Вечерний звон домой. Телефонные колыбельные.

Таня:Розонька, сладкая моя, ну? Я скоро буду… Считай каждый день до ста десять раз… Я тоже соскучилась… Я тебя люблю-люблю-люблю… Спокойной ночи, моя красавица… Ты мне нарисуешь поле с радугой? Там семь цветов… Помнишь, мы учили: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Садит Фазан»… Что? Где сидит фазан? В реальности? Не знаю. Где-то у себя в фазаньем домике сидит… Да… И смотрит фазаний телевизор… С фазаньими мультиками…

Александра:Рич, ты уроки сделал?.. А мусор вынес?.. А на собрании что было?.. А папа не сказал им, что мы больше банки не грабим и столько денег нет?.. Ладно… Зубы почистил?.. Ну, все… Обнимаю… Спи… Стой! Ты меня любишь?

Спать.

— Женя! Женя!

Я проснулась и долго смотрела вверх, на ручку. Не могла вспомнить, что это и где я. Вспомнила, и сначала жгучая тоска от страха, что одна, что без Ивана, что рожать, что боль, что с утра анализ в баночку и свежая кровь… Но потом вдруг запах елки, и потрескивание промерзших проводов за стеклом. И чьи-то счастливые крики под окнами:

— Нннаташа! Нннаташа! Покажи пацана папке!

Александра уже спала. Спала удивительная Катя, хотя собиралась рожать, но, может, не сейчас, а через полчасика…

Не спала Тани. И звала меня.