– Подождите, – останавливаю я. – Фру Янссен, может быть, вам не нужно прямо сейчас продавать эту кровать? Подождите день-другой, подумайте. – Таким образом я даю ей понять, что отказываюсь от ее предложения.
– Нет, я продаю ее сейчас, – решительно возражает она. – Христоффел, сколько я должна тебе за труды?
– Ничего, фру Янссен. Я с радостью это сделаю.
– Нет, возьми. – Она берет со стола кошелек и начинает отсчитывать монеты. – О господи! Я думала, у меня есть…
– В этом нет необходимости, – настаивает Христоффел. Он снова краснеет и с несчастным видом смотрит на меня в ожидании поддержки.
– Фру Янссен, – тихо говорю я. – У Христоффела есть еще и другие доставки. Почему бы нам его не отпустить?
Она прекращает рыться в кошельке и со смущенным видом закрывает его. Как только Христоффел уходит, она снова опускается в кресло. У нее очень усталый вид.
– Вы поможете мне? – спрашивает она.
Я допиваю остывший кофе. Какой же помощи она от меня ждет? Я понятия не имею, с чего начать. Как далеко могла уйти пятнадцатилетняя девочка с Jodenster – желтой звездой на одежде? И я без всяких денег фру Янссен знаю, что случится с такой девушкой, как Мириам. Если уже не случилось. Ее схватят и отправят в трудовой лагерь в Германии или Польше. В лагерь того типа, из которого еще никто не вернулся. Но как же она все-таки вышла?
Должно же быть рациональное объяснение, снова говорю я себе. Люди не растворяются в воздухе.
Но на самом деле это ложь. Во время оккупации люди растворяются в воздухе каждый день. Сотни людей, которых забирают из дома.
Как же может фру Янссен ожидать, что я найду ей одну-единственную пропавшую девочку?
Когда я добираюсь до дома, на пороге меня встречает мама. Наверное, она увидела мой велосипед из окна. Ее губы плотно сжаты.
– Ты опоздала.
– Сейчас двенадцать пятнадцать.
– Двенадцать девятнадцать.
– Всего на четыре минуты, мама.
В нашей квартире, судя по запаху, жарятся сосиски с пастернаком, которые я принесла вчера. Это маленькая квартирка на втором этаже пятиэтажного дома: гостиная, две крошечные спальни, кухня и туалет. У нас уютно.
Папа читает книгу, сидя в кресле. Переворачивая страницы здоровой левой рукой, он пользуется держателем для страниц, который смастерил сам. Его усохшая правая рука лежит на коленях.
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его.
– Ханни! – произносит он мое уменьшительное имя.
Папа стал калекой еще до моего рождения, во время Великой войны. Он жил на фламандской стороне, отделенной от голландской стороны проволочной оградой с электрическим током – Додендрад [8] Электрический барьер из проволоки, установленный оккупантами во время Второй мировой войны вдоль границы между Бельгией и Голландией.
. Она была установлена, чтобы отделить оккупированную Бельгию от Голландии. Моя мать жила на голландской стороне. Папа хотел перепрыгнуть через ограду, чтобы произвести впечатление на нее. Он уже проделывал это один раз. Когда он впервые рассказал мне эту историю, я не поверила. И тогда отец показал одну книгу. Люди ухитрялись перебираться через Проволоку смерти разными хитрыми, порой идиотскими способами. Они использовали высокие стремянки или набивали карманы фарфором, чтобы не ударило током. Когда отец попытался перепрыгнуть во второй раз, туфля зацепилась за проволоку, и он рухнул на землю. Вот каким образом мой отец эмигрировал в Голландию.
У него парализовало всю правую половину тела и частично лицо. Поэтому речь у папы замедленная и искаженная. Она смущала меня в детстве, но теперь я едва это замечаю.
Папа ласково притягивает меня и шепчет на ухо:
– Мама волнуется, потому что сегодня пришли за господином Бирманом и искали его. Будь с ней поласковей.
Господин Бирман – владелец зеленной лавки через дорогу. Уже несколько месяцев евреи лишены права владеть предприятиями. Но его жена – христианка, и он перевел лавку на ее имя. У них нет детей – только любвеобильный белый кот по имени Снежок.
– Кто пришел? – спрашиваю я. – Это отребье из НСД?
Папа прикладывает палец к губам и указывает на потолок:
– Ш-ш!
Сосед над нами – член НСД. Его жена когда-то заплетала мне косички и угощала печеньем в День Синтаклааса [9] Синтаклаас в Нидерландах и Бельгии – то же, что Санта-Клаус.
. У меня за спиной мама гремит подносом, перекладывая блюда для ланча на наш маленький столик. Поцеловав папу в щеку, я занимаю свое место.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу