Моника Хессе - Девушка в голубом пальто

Как же я могла забыть? Бабушка Элсбет дарила все в двух экземплярах. «Миндалины» не понравились Элсбет, и она отдала платье мне. Как она хихикала, когда я надела это ужасное нечто! Но ей пришлось оставить близнеца – второе платье унылого цвета.

От него пахнет Элсбет, пудрой и духами. И я сразу же вспоминаю подругу в этом платье. Она строила гримасы, когда мать настаивала, чтобы она надела его на вечеринку. Приходилось подчиняться, но она старалась «нечаянно» пролить на него пунш. При этом она щебетала о том, как хорошо целуется Хенк, и с умудренным видом говорила мне, что первый поцелуй не идет ни в какое сравнение со вторым.

Я целовалась с Олли, Элсбет. Я целовалась с Олли – а Бас мертв – как у тебя дела? – разве не глупо, что наша дружба закончилась из-за того, что ты полюбила мальчика? – или именно так и бывает?

Я засовываю платье в корзинку для грязного белья и хватаюсь за черный воротник, который вдруг высунулся. Рубашка Рольфа. И как раз когда я начинаю вытаскивать брюки того же цвета, открывается парадная дверь.

Не раздумывая, я ныряю в кладовку, втискиваясь рядом с плетеной корзинкой. В руках я сжимаю мятую форму Рольфа. Я прикрываю скрипучую дверцу шкафа, оставляя щель. Если ее закрыть полностью, раздастся громкий щелчок. Сердце громко колотится, и я уверена, что этот звук слышен всем. Я приказываю сердцу успокоиться, но оно не слушается.

– Поверить не могу, что ты забыл пирог. Какой же обед без пирога!

И еще одно не изменилось: голос Элсбет, веселый и насмешливый. Он наносит мне удар под ложечку. Всхлипнув, я прижимаю к губам форму Рольфа.

– Какая жизнь без пирога и без моей жены? – поддразнивает он.

– Значит, мы с пирогом – самое сладкое в жизни? – смеется она.

– Вспомни, не нужно ли тебе еще чего-нибудь, пока мы здесь? – спрашивает Рольф.

– Могу заодно захватить с собой свитер. Дом бабушки – настоящий холодильник.

Они так естественно общаются друг с другом! Этого я не ожидала. Болтают так, будто нет войны. Сплошные шутки и поцелуи. Я слышу шаги на лестнице. Четвертая ступенька скрипит. Дверь ее комнаты как раз перед кладовкой для белья. Я слышу, как она открывает шкаф и перебирает плечики с одеждой, что-то мурлыча себе под нос. Элсбет никогда не умела петь.

– Ты не видел желтый свитер? – кричит она.

– Разве ты не положила его в корзину для грязного белья?

Я замираю от страха, видя, как приближаются лодыжки Элсбет. Ближе, ближе… Запах пудры щекочет мне нос. Она берется за ручку кладовки. Что делать, если она меня обнаружит? Я мысленно прокручиваю сценарии, которые срабатывают с нацистами. Но сейчас они не годятся. Я могла бы ударить ее. Могла бы обнять, как будто и не прошло этих двух лет. Но они прошли, и сейчас я не только ненавижу и люблю Элсбет. Сейчас мне нужно ее бояться.

– Элсбет, он здесь, – кричит Рольф. – Твой свитер был на стуле.

Она удаляется, стуча каблучками по паркету. Сердце колотится в груди как молот, от волнения, гнева и горя. И она снова уходит. Моя бывшая лучшая подруга.

Когда я возвращаюсь домой в тот вечер, мама и папа уже в постели. Еще слишком рано, и они, конечно, не спят. Но они не выходят из спальни. Годами я просила их именно об этом: ложиться спать и не ждать меня. Но сейчас я представляю, как они, в ночных рубашках, прислушиваются – и мне становится неуютно. Что-то изменилось между нами во время последней ссоры, когда я ушла с Виллемом. Я по-прежнему их дочь, но больше не ребенок.

На моем ночном столике – письмо, прислоненное к книге. Я не узнаю почерк на конверте. Когда я его вскрываю, выпадает маленькая записка, сложенная звездочкой. Наверное, это принес Христоффел, когда меня не было. Значит, его отец уже вернулся из Гааги. Это ответ от Амалии. Как он был мне нужен пару дней назад! Но теперь он не имеет никакого значения.

Я читаю, развернув хрустящую бумагу.

Дорогая Ханнеке! Я не знаю, где она. Как бы мне хотелось это знать! Я скучаю по моей подруге.

Я воображаю радостное воссоединение Мириам с подругой. Они делятся журналами, а также мыслями и чувствами, накопившимися за неделю. У нас с Элсбет никогда не будет такого воссоединения.

Когда я засыпаю, мне снова снится давний кошмар. Кошмар, который постоянно преследует меня после смерти Баса. Бас приходит ко мне в военной форме, с письмом, которое я разорвала. В этом сне он складывает клочки бумаги и сердится, что я не прочла письмо. «Это значит, что ты меня забыла», – говорит он. «Нет, – пытаюсь я возражать. – Вовсе не значит. Я думаю о тебе каждый день».