Хорошо-то как. Просто лежать обнаженной на кровати, ничего не делать и смотреть на укутанное в паутину тюля окно. А за окном давно стемнело. А за окном танцуют в свете фонаря белоснежные хлопья. А за окном сминают снег машины, отбрасывая призрачный свет фар на серый в полумраке потолок…
— Не зажигай свет, — попросила я.
Он провел рукой по моей шее, погладил пальцами золотистые бусинки:
— Солнечный камень…
Нитка янтаря приятно холодила кожу. Его шепот был напротив — обжигающе горячим. Холод и жар.
— Медовый… Моя медовая девочка…
Девочка… ведь мне уже за тридцать. А влюбилась как подросток. Искренне, пламенно. Да еще в девятнадцатилетнего мальчишку.
— Привяжу к себе, — тихий шепот в полумраке, — никому не отдам…
Мед поцелуев на коже. Сладкий яд по венам. Дрожь предвкушения и танец на грани. Вихрь льнущих к теплому стеклу снежинок. И теплом обжигает, и холодом, и уже не знаешь, чего жаждешь больше — продолжать или остановиться. Пронзающая тело дрожь, соль пота на губах и прохладные, влажные от пота простыни.
А потом томительная нега, полное опустошение. Ни двигаться, ни куда-то идти. Ничего не хочу. Просто лежать вот так и смотреть на танец снега за окном…
— Мне пора, — сказала я, сладко потянувшись.
— Зачем тебе домой? — в очередной раз спросил он, садясь на кровати. — Зачем тебе муж? Разве меня мало?
— Мы уже говорили на эту тему…
— …не хочешь менять свою жизнь, — он ласково провел пальцами по моей щеке, убирая прилипший к коже влажный локон. — Не хочешь ранить мужа, а обманываешь. Со мной в постели.
— Скоро ты мной насытишься, меня забудешь, — я встала с кровати и под его пронизывающим взглядом принялась наскоро одеваться.
Сказать по правде, мне не хотелось уходить. Но у меня семья.
И мои годы. И я знаю, что этот рай когда-нибудь закончится. Он от меня устанет. Иначе и быть не может…
А муж? Муж был, есть и будет. Всегда. Немного скучноватый, немного надоевший, но теплый и уютный. Как мягкий, знакомый до боли плед в морозный вечер.
— Люблю тебя, почему не веришь?
В голосе сладкого мальчика послышалась мука. Я задумчиво погладила бусинки янтаря и потянулась за расческой.
— Мне пора.
Мне действительно пора. Надо зайти в магазин. Надо приготовить ужин. Надо заняться стиркой. Надо убрать квартиру к приходу мужа. Паша любит чистоту и уют. Никогда не говорит этого прямо, никогда не упрекает за беспорядок, просто…
Он платит за заботу ласковой, теплой улыбкой и счастливым взглядом. Как огромный пес, что безмолвно трется мордой о ладони хозяйки и рычит на остальных, осмелившихся подойти ближе чем на два шага. Только со мной бережен. Только со мной ласков.
— Лиза…
А мой любовник — мальчик. Еще и хулиганистый. Соблазняет, пытается остановить грацией дикого, молодого зверя. Взглядом, улыбкой, медленными, плавными движениями. И уже не хочется никуда идти, хочется поддаться охватившей тело неге, ответить поцелуем на поцелуй, проигнорировать трель мобильного.
— Не отвечай, прошу.
— Я должна ответить… — прошептала я, вырываясь.
— Не отвечай…
Я взяла мобильник, нажала на кнопку и выдохнула:
— Да…
Миша обнял меня со спины, поцеловал в шею.
— Лиза, — голос свекрови был каким-то странным… усталым, наверное.
— Да?
— Паша…
Телефон выпал из моей ладони. Пальцы дрожали. Я оттолкнула Мишу и медленно, все еще не осмеливаясь поверить, опустилась в кресло. Мой мальчик задернул шторы, отрезая нас от снежного вальса. Волшебство исчезло. Взорвавшийся искусственностью свет развеял последнюю надежду, что все это неправда.
— Что? — невозмутимо спросил он, надевая штаны и застегивая ремень.
— Муж в реанимации… Сердце. Он видел… наши фотографии…
— Естественно видел, — Миша издевательски улыбнулся.
Циничный мальчик, разбалованный. Как я раньше не замечала?
Мальчик.
— Я их сам выслал. С твоего мобильного. Пока ты была в ванной. И пока мы с тобой кувыркались в кровати, твоего мужа увозили на скорой.
Холодно-то как сказал. Убил словами.
Миша потянулся к моим сигаретам, щелкнул зажигалкой, затянулся горьким, пахнущим ментолом дымом:
— Как ты можешь курить эту гадость? — тихо спросил он.
— Как ты… можешь? — задохнулась я.
— Знаешь…
Он потушил сигарету и подошел с туалетному столику. Налил немного коньяка. Повертел стакан в пальцах, заставляя темную жидкость лизать граненное стекло, а потом вдруг решительно подал стакан мне:
Читать дальше