Андрус Кивиряхк - Ноябрь, или Гуменщик

И, поймав мушку, он придавил ее.

Затем он развернул тело кильтера в прежнее положение и палочкой запихнул полудохлую мушку ему в нос. После чего, насвистывая, отправился домой.

Кильтеровы домочадцы появились нескоро. Он был еще жив, но, судя по всему, не жилец больше. В телеге кильтер пришел в себя, застонал и слабым голосом попросил:

— Помираю я... Позовите... гуменщика... — и потерял сознание.

Спустя еще час-другой кильтер уже лежал в своей постели, и жена ставила ему примочки — не затем, чтобы вернуть мужа к жизни, а для того, чтобы отсрочить смерть, пока не придет гуменщик. Кильтер стонал беспрерывно и время от времени пускал изо рта кровавые пузыри.

Тут появился гуменщик. Кильтер схватил его за руку и тут же застонал в голос, потому что не мог шелохнуться — все кости и косточки Рейн Коростель ему переломал, покуда кильтер мушкой был. Гуменщик осторожно погладил умирающего по плечу.

— Что же это с тобой стряслось, Лембит? — участливо спросил он старого приятеля.

— Вихревал... — едва слышно пробормотал тот. — Доискались... душеньку... Уж недолго... осталось... гады...

Сил продолжать у него не было, он закрыл глаза. Но грудь его поднималась и опускалась в ритме дыхания, свидетельствуя о том, что кильтер еще жив.

Гуменщик поглаживал бороду и теребил чубук трубки. Он понимал, что беспокоит кильтера. Тот, кого смерть настигнет во время вихревания, непременно становится добычей нечистой силы, и душа его со смертного одра направляется прямиком в ад.

Дабы избежать такой ужасной судьбы, кильтер и велел позвать гуменщика: авось он присоветует, как избежать преисподней.

— Что у вас нынче на обед было? — спросил гуменщик.

— Гороховая похлебка, — отозвалась кильтерова жена удивленно. — Хочешь отведать?

— Нет, не хочу! Ты Лембиту дай! — велел гуменщик. — Да поживей! Ему недолго осталось!

Жена кильтера, так толком и не поняв, что задумал гуменщик, поспешила за плошкой. Гуменщик тем временем, присев на край постели, провел рукой по лицу страдальца. Кильтер открыл глаза и посмотрел на гуменщика.

— Тебе надо гороховой похлебки поесть! — сказал гуменщик. — Это для тебя единственная возможность!

Кильтер кивнул. Гуменщик принял из рук старухи плошку и стал кормить умирающего приятеля.

Еда давалась тому с невероятными мучениями, всякий раз, когда приходилось глотать, он жалобно стонал, из глаз его текли слезы, лоб покрывался каплями пота. Но он мужественно глотал и опустошил всю миску.

Потом он стал жадно хватать раскрытым ртом воздух.

— Поглядим, поможет ли эта уловка! — пробормотал гуменщик. — Давайте сюда собаку!

Тимофей загнал в избу пса, над обоими глазами которого красовалось по большому коричневому пятну, словно вторая пара глаз. Такие четырехглазые собаки ценились очень высоко, поскольку они видели чертей — даже если те оборачивались для человека невидимкой.

Пес протрусил в избу, уставился в изножье постели и заскулил.

— Нечистый уже на месте и ждет душеньку, — сообщил гуменщик. — Поглядим, что дальше будет.

Какое-то время ничего не происходило. Потом кильтер тяжело задышал, голова его заметалась по подушке. Было ясно, что конец близок.

Пес по-прежнему не сводил глаз с изножья постели.

И тут, совершенно неожиданно, кильтер пустил ветры: дала себя знать гороховая похлебка. Послышался легкий щелчок, по избе вроде как пахнул ветерок, скрипнула дверь. Собака опустила голову на лапы, больше в сторону постели она не смотрела.

В следующий миг кильтер вздохнул в последний раз и испустил дух.

Гуменщик откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул.

— Удалось! — сказал он. — Нечистый принял ветры за душу, схватил и утащил в преисподнюю. А настоящая душа отправилась на небо и уже стучится в райские врата. Славный мужик был Лембит... Мир праху его!

Домочадцы кильтера зарыдали и стали благодарить гуменщика. На дворе уже стемнело, и на какое-то время даже показалась луна, но тут же опять набежали тучи.

В день похорон кильтера погода выдалась замечательная, так что народ собрался с удовольствием, не боясь промокнуть на кладбище до нитки. Даже Рейн Коростель объявил дочке, что надо пойти на похороны.

— Да ты же никогда не ходишь на похороны барских работников и мне не велишь, — удивилась Лийна.

— А нынче надо быть, — сказал Рейн. — Как знать, вдруг кто-нибудь из этой проклятой семейки да решит покрасоваться в нашей брошке.