Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

Отдыхая от трудов, он иногда ездил в Грецию — в Югославию путь был заказан, — ходил по монастырям, где пел под гусли о святых, овладевая искусством своего отца. Только отец пел о битвах, а он — об ангелах, деве Марии в аду, о святой Пятнице и прекрасном Иосифе. На сей раз он путешествовал в немецкой компании, покупавшей его картины. Но правду говорят: не езди с тем, с кем хочешь водить дружбу. Он им надоел, и они выбросили его из машины.

— Такое впервые со мной случилось, — закончил свой рассказ гусляр, — а за первое бритье парикмахер деньги не берет…

Вот и все о гусляре. Для него, похоже, любой свет был ярче, чем для другого, и он ничего не принимал всерьез. Глотая жутко острое блюдо, приправленное перцем из своего ожерелья, он вдруг спросил Свилара:

— А куда ты направляешься?

Этот вопрос изменил судьбу Свилара.

— Почему ты ищешь отца на Пелопоннесе? — спросил гусляр после рассказа Свилара. — В Северной Греции, на полуострове, таком узком, что птица перелетает его в мгновение ока, есть монашеское поселение, возникшее более тысячи лет назад. На Святой горе, или Афоне, как это поселение зовется в Греции, есть сербские монастыри и монахи. Я там был уже дважды и видел их. Если бы я в сорок первом году шел из Албании в Грецию, то попросил бы убежище именно в Афоне, среди земляков. Может, твой отец так и сделал… Поищи его там.

«Оторвешь комару крылья, кишки вывалятся!» — подумал Свилар о своем плане, услышав идею гусляра. Но тут же засомневался, не тянет ли его гусляр за собой, чтобы путешествовать вместе. Вечером, лежа в номере отеля и слушая, как тикает будильник на фарфоровой тарелке, Свилар раздумывал, в какую сторону податься, пока завтра не зазвенит будильник. А утром все стало на свои места: подобно тому как вошь переносит тиф, гусляр выразил мудрость, которая, подобно заразе, кружит в народе, ибо болезнь есть истина.

Как только они двинулись, выяснилось, что другого пути у Свилара нет: он мог или ни с чем вернуться домой, или согласиться на предложение гусляра. В обоих случаях он должен был идти на север, в сторону Салоник.

Пришпиленный к своему времени, точно бабочка булавкой, он так и поступил.

Однажды ночью царице Феодоре приснилось, что ангелы спускаются на ее ложе с зубчатыми плетьми, кнутами-треххвостками, крючьями и серпами. Ангелы принялись жестоко избивать царя, спавшего возле нее. В ужасе проснувшись от шума крыльев, царица увидела, что царь Феофил чуть живой, в синяках, с переломанными костями лежит на окровавленных ангельских перьях и не откликается на ее зов. Той же ночью все войско онемело, и шесть недель ни один военачальник не смог издать ни единого приказа и ни один воин не мог пожелать другому доброго дня. И молчание то, подобно самому громкому крику, пробудило из столетнего сна царьградский Главный храм. Царь приказал отслужить всенощную во славу Богородицы, двести жен с младенцами ввели в Святую Софию, и грудные дети отмолили грешное молоко своих родителей. И церковь церквей вновь оделась в иконы…

Когда гвозди возвратились в стены царства, а иконы — в церкви, монахи на Святой горе ввели, кроме уклада общежителей, посты затворников, или отшельников. Голод свирепствовал на Святой горе, когда все братства объединились в общежителей. Никто не пахал землю, все разводили виноград. Возвращение к двум формам бытия было необходимо, но по святогорским законам трудно выполнимо, потому что та обитель, отшельники которой однажды обратились в общежителей, никогда уже не могла вернуться к затворническому укладу. Иными словами, из общежития не было возврата. По существующим законам даже после возвращения икон и идиоритмии отшельникам не могли вернуть их прежние монастыри, обращенные в общежития. Отшельники могли жить только во вновь образованных братствах. Тогда-то греки и пустили на Святую гору варваров, чтобы те заложили там новые монастыри. Славянские монахи, только что принявшие христианство, завязав в узлы волосы по числу дневных и ночных молитв и вонзив в землю свои анахоретские посохи, ждали, пока они покроются листвой. Если дерево не принималось, это означало, что не быть им вселенскими патриархами. И тогда они уходили в отшельники и основывали новые братства. В таких условиях на месте заброшенных греческих монастырей поднимались славянские: русский Пантелеймон, сербский Хиландар, болгарский Зограф и другие. И теперь объединяли оба монашеских уклада: общежителей и отшельников. Так заселение славянами Святой горы помогло восстановить равновесие, нарушенное во времена иконоборчества. Прежнее преобладание общежителей теперь было уравновешено присутствием отшельников во вновь созданных монастырях. В каком направлении развивались славянские монашеские поселения, вскоре показал Хиландар, став одним из четырех самых крупных монастырей на полуострове. Одним из тех, что проводит ночь на вершине собственного взлета…