Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

— Таня, вы меня слышите?

— Слышу.

— Я уж подумал, что-нибудь с телефоном.

— Нет, а… Сейчас, кажется, что-то гудит… — Таня волнуется. — Вы звоните из автомата?

— Да. Буду говорить быстро. Вы спрашивали, нет ли у меня знакомых в этой области.

— И?

— И есть. Я сейчас об этом узнал. Один мой…

Автомат прерывает разговор. Новак уверен, что Таня его не слышит, тем не менее продолжает говорить в трубку:

— Мой старый френд Доктор все оформит лучшим образом. Он тот человек, который мертвецов латает, обмывает, стрижет им ногти и ковыряет в ушах… Я договорюсь с Доктором, чтоб твоим дорогим покойником он занялся особо. За гемиштик Доктор разгладит ему морщины, сделает массаж лица, а если надо, и румянец наложит. Чтобы покойник стал покрасивей и тебе понравился! А я, старый дурак, тебе верю. Верил, вправду верил, что ты не такая, как другие. Ни черта! Блеешь, как и все овцы в загоне, млеешь от восторга перед звездами. И пусть у тебя останется теперь эта звездная пыль! Звезда среди покойников…

Наконец он вешает холодную равнодушную трубку, затем снимает ее снова и набирает тот же номер. Прежде чем раздается ответ, произносит:

— Ох, овечка моя, пора, видно, тебя постричь!

К столу Туны Барича Новак возвращается не сразу. Колеблется. Хотя Туна теперь и самого черта не заметил бы, думает Новак, рядом с ним броская, накрашенная, привлекающая всеобщее внимание Нина. Нет, он не может сейчас к ним подойти. Сейчас ему не до такого общения. Надо испариться.

Новак направляется по проходу справа в надежде попасть на площадь незамеченным. Уже выйдя за ограждение «Градской кафаны» и ступив на тротуар в уверенности, что побег удался, слышит голос Туны, он настиг его подобно брошенному лассо.

— Длинный, Длинный! Куда это ты направился, черт побери?

Новак оборачивается и останавливается.

— Сбегаю за газетами. И вернусь.

— Подожди! — орет Туна и идет за ним.

— Да что с тобой, Длинный? — с упреком спрашивает Туна, когда они уже сидят в его машине. — Тебя и впрямь только на свалку! Я тебе тут такую кошечку устраиваю, а ты подло смываешься…

— Я не смывался, Туна. Я подумал, вам лучше без меня. Зачем обременять вас своими заботами?

— И на когда ты договорился с этой своей секретаршей?

— На час.

— А сейчас, — Туна показывает на часы на приборной панели автомобиля, — без пяти двенадцать.

— Я думал, пока поймаю такси, пока найду Доктора… А вдруг я его не узнаю?

— Этого я не боюсь. Главное найти. Он в пивной будто прописался. Пивко попивает, нервы усмиряет. Ты ж его знаешь.

Ни черта он его не знает! Знал — это точно. И его, и Туну Барича, и Дарко Майцана, и Фери Клобучара, и Зденко Янтоляка, и Руди Рамляка… Знал их, по выражению Туны, как содержимое собственного кармана. Но дело в том, что карман его уже не пуст, как в те времена, когда эта присказка была актуальна. Какой только, чепухи не накопилось в кармане за это время — поди разберись!

И в Туниных маневрах Новак не может разобраться — то и дело сворачивает, кружит, едет в объезд, — и спрашивает:

— Разве мы не на Шалату едем? Дорогу до Шалаты я не забыл! Везешь меня, черт возьми, как таксист иностранца, лишь бы побольше содрать…

— Сидите, госпон, и не беспокойтесь. Вы в надежных руках!

Гляди-ка, старую Загребскую ветку, до которой они как раз добрались, непросто узнать, думает Новак. Ну да, давненько он здесь не был, чему же удивляться… А таким переменам и не следует удивляться. Было бы грустно, если б город не рос и не обновлялся. Старое пусть остается там, где ему место — в воспоминаниях и снах.

Туна останавливает машину перед старым, хорошо знакомым трехэтажным домом; на окнах все те же гипсовые украшения, некогда распалявшие мальчишеское воображение. В переплетающихся, извивающихся, подобно змеям, выпуклых узорах на фасаде когда-то было столько высокомерия, изысканности и богатства, теперь же они являли жалкое зрелище. Забвение, смог, голубиный помет и безжалостное дыхание времени вступили в заговор против Майцановского дома.

— Дарко? — радуется Новак. — Сколько же я его не видел?

— И сейчас не увидишь, — предупреждает Туна. — Дарко давным-давно уехал на заработки. Марками увлекся.

— Серьезно? — удивляется Новак. Вот что значит жизнь! В своих предварительных прогнозах он из всей их компании эту роль отвел бы Дарко Майцану в последнюю очередь. Еще одно доказательство того, что не существует надежных прогнозов и предсказаний, когда речь идет о друзьях детства. — А что нам здесь понадобилось, если Дарко нет дома?