Владимир Козлов - Lithium

– Официально здесь курят в конце коридора, но неофициально можно и здесь. Когда нет Наташи. Она не курит и дым не переносит. По крайней мере, так говорит.

Я взяла сигарету. Женя прикурил мне и себе, приоткрыл окно.

– У Ефимова уже три года никаких концертов, никаких пластинок, – сказал он. – Жена давно ушла, он продал питерскую квартиру. Он из Питера, как и ты. Проедает и пропивает эти деньги. Сейчас мы его хоть на «ящик» протолкнем, на радио. Люди от сорока и старше помнят его хорошо. При «совке» на «ящике» артистов было мало, и тех, кто там был, их уже не забудут, даже если это «вторая лига». Ему уже начали, опять же, благодаря нам, поступать предложения. Выступить на дне рождения какого-нибудь бизнесмена, на корпоративном празднике. Мы здесь ни на что не претендуем, никакой комиссии не снимаем: пусть зарабатывает.

Женя затянулся, стряхнул пепел за окно.

– Соловьевой в следующем году полтинник, выглядит на тридцать пять, голос тот же, что и двадцать лет назад. Но при этом тоже оказалась никому не нужной, все про нее забыли. Плюс нимфоманка, и про это многим известно. Ушлые молодые ребята капитально ее обобрали: распродала все свои бриллианты. Мы, когда начали с ней работать, всех их отфутболили. Теперь три раза в неделю к ней приезжает мальчик по вызову, из проверенной конторы. Все финансовые взаимоотношения – между нами и конторой. Естественно, в счет гонорара Иры.

Я смотрела в окно на машины на улице, на редких прохожих, на парня, раздающего листовки, как я сама раздавала еще вчера.

– Я понимаю, что ты сейчас про нас думаешь, – сказал Женя. – Завели разговор про Питер, про «Аквариум», а выпускают полное говно, самый отстой. Да, Ефимов – отстой, и Соловьева – отстой. Но надо же с чего-то начинать? Конечно, мы хотим выпускать молодые, крутые, интересные группы. Я сам слушаю «Нирвану», слушаю Rage Against the Machine – знаешь таких ребят?

– Знаю, конечно.

– Ну так вот. Это – наша цель, стратегия. И мы к этому придем. Но не сразу. Потому что продать диск новой группы просто так практически невозможно. Нужны большие вложения. Да, есть продюсеры, они раскручивают своих артистов. Но к нам они не придут, потому что мы слишком маленькие, слишком молодые. У нас нет еще отлаженной системы дистрибьюции, не установлены связи с радиостанциями, с каналами. Вот, пришел один. И мы будем с ним работать, хоть мне, я тебе честно скажу, совершенно не нравится эта певица. Обычная попса. Но ее продюсер Иннокентий Порохов, занятный тип, ты с ним познакомишься – приносит деньги. Где он их берет – нас не интересует. Но он, в отличие от других, хотя бы понимает, что с нуля артиста не раскрутить. Нужны деньги. На клипы, на прочую раскрутку. Он сам оплатил демо-запись, к нам пришел уже с ней. А мы оплачиваем только зап…

Дверь открылась без стука. Вошел лысый мужик под сорок, в расстегнутой кожаной куртке и черных брюках, с двумя клетчатыми баулами. Женя заулыбался, сделал два шага ему навстречу. Они поздоровались за руку.

– Знакомься, Паша, это – Оля, наша новая сотрудница. А это – Павел Репин, владелец магазина компакт-дисков в Саратове. Поскольку Паша никому не доверяет, то он даже в Москву за дисками ездит сам.

– Ты не прав, Евгений, – сказал Паша. – Всем, кто заслуживает доверия, я доверяю. Но мне нравится самому приезжать в Москву, самому закупаться. Я вообще люблю Москву. Для меня она символ современной России. Такая вот огромная барахолка. Пусть люди уже и не стоят на улице в таком количестве, как еще три-четыре года назад, не продают все подряд, от пива до кроссовок, но сущность-то не изменилась. Просто все переместилось на оптовые склады и рынки.

– Что берешь в этот раз? – спросил Женя.

– По коробке всех ваших дисков. Потому что знаю, что точно продам. Мой магазин самый известный в городе, туда все приходят. От подростков-металлистов в китайских кедах, до солидных людей с золотыми цепями, на джипах. Причем золотые цепи не только на них, но и на собаках, вместо ошейников. Вот это уровень, можете себе представить?

Все утро я сидел с гитарой. В итоге набросал черновики трех новых песен, записал на магнитофон.

В комнате не было никакой жратвы. На кухне я нашел почерствевший кусок батона и остаток кетчупа. Выдавил кетчуп на батон, стал жевать.

На улице шел дождь. Идти никуда не хотелось. Я прошелся по коридору. Было тихо. Те, кто был дома, наверно, еще спали.

Дверь в крайнюю комнату была приоткрыта. В ней раньше жили Игорь и Бэлла, но потом вдруг куда-то исчезли.