Виктор Колюжняк - Эль Пунто

Чем дальше продолжался путь, тем больше росли мои сомнения. Маленькое с виду кладбище вдруг превратилось в гигантскую равнину. Словно бывшее поле битвы, на котором погибших схоронили не в братской могиле, а каждому выделили свой персональный угол.

Но я всё же нашла подсказку. Почти в самом конце тропы, рядом с тем местом, где она упиралась в ограду. Поначалу я и не подумала, что набрела наконец-то на нужное место, но спустя несколько секунд до меня дошёл смысл надписи на могиле:

1920 – 20..

Лурдес Камачо Кастельянос

От сына Федерико, которого она безуспешно пыталась научить любви. Прости меня, мама.

– Где твоя любовь, Федерико? – пробормотала я машинально.

В горле застыл комок, который никак не удавалось сглотнуть. Я вспомнила о фляге отшельника, но вода будто просачивалась сквозь комок, и он по-прежнему мешал в горле. Отвратительное ощущение, но я даже в какой-то мере ему радовалась. Такое простое физиологическое чувство, которое спасало от мыслей, стоявших на пороге сознания. Они стучались, ломились, практически вышибали дверь тараном, но я их не пускала.

Сделав несколько шагов, я увидела вторую могилу:

1912 – 20..

Рикардо Наранхо Миранда

Всю свою жизнь он провёл в заточении в своей башне, а когда мы хотели его вызволить, он ушёл от нас.

– Его унесла черепаха, – сказала я.

Комок в горле постепенно рассасывался. Неведомым образом он превращался в слёзы, которые просто текли сами по себе. Без всхлипов и надрыва. Даже глаза не застилали, позволяя мне и дальше читать надписи на надгробиях.

1961 – 20..

Франсиска Антония Росио Лозано Корреа

Её нераспустившаяся красота долго дремала, чтобы после нас покорить в одно мгновение. Ты подарила нам свою любовь. Спасибо!

1981 – 20..

Давид Хавьер Хименес Авила

Добрый самаритянин, который хотел помочь всем и каждому. Мы это не оценили. Прости нас.

1957 – 20..

Грегорио Коронель Монтойя

До самой смерти не забывал он отца, находя в том спасение.

1764 – 20..

Альваро Хулиан Педро Домингес Сильва

Ради брата взошёл он на костёр веры и доказал свою невиновность.

1717 – 20..

Мария Мерседес Энрикес Кампос

У неё не вышло стать той, кто мне нужен. Но она старалась.

1985 – 20..

Тереза Хиль Рохас

Твои дочери никогда не забудут твоего подвига.

Последняя, девятая могила в ряду стояла пустой. Яму вырыли давно – земля успела засохнуть и местами обвалилась. Надгробная плита лежала рядом. Чёрный гранит, на котором золотистыми вензелями вывели:

∞

Кристина

Та, что должна была лежать здесь, если бы её не спасли.

– Так, значит, да? – спросила я.

По коже бежали мурашки. От озноба и непередаваемого ощущения предопределённости, которое витало в воздухе. Говорят, по народным поверьям, преждевременные похороны – к долгой жизни. Но я бы никому не посоветовала испытать это ощущение. Сравнимо с прикосновением к вечности. Вроде как ты уже след оставил, так что жить больше и не требуется.

– Спасли, значит, да? – я сама слышала в голосе подступающую истерику. – Интересно вот только зачем?

«Чтобы ты спасла нас», – так они сказали в своё время. Интересно, это уже наступило или только ещё предстоит?

Когда я вернулась, отшельник вновь сидел у костра. Только теперь над огнём стояла тренога с котелком. Разносившийся аромат отдавал запахами трав и специй – они так густо перемешались между собой, что я не могла разобрать ни одной составляющей.

– Вижу, ты нашла, что должна была, – сказал отшельник. – Сядь пока, посиди. Мне нужно закончить.

Лицо – обрюзгшая мадам лет пятидесяти с выщипанными и нарисованными вновь бровями.

В руке у отшельника появился половник. Помешав варево в котелке, он снял пробу и остался доволен. Раздобыл откуда-то тарелку с ложкой и перелил часть приготовленного блюда.

– Держи, – он протянул мне. – Осторожней, это олово, так что может сильно нагреться.

Я взяла без лишних слов. Недалёкое вроде бы путешествие на местное кладбище так доконало, что мысль о горячем и сытном была как нельзя кстати. На вкус, кстати, оказалось недурно. Что-то вроде овощного рагу с кусочками мяса, хотя травы и специи перебивали всё остальное.

Всё то время, пока я ела, отшельник, отвернувшись, смотрел в другую сторону. У меня мелькнуло подозрение, что это затем, чтобы не отвлекать и не пугать меня странными лицами. Если так, то это он зря. Эмоций практически не осталось. Выжата досуха.