О, были неспроста шторма со мной любезны!
Как пробка легкая, плясал я десять дней
Над гекатомбою беснующейся бездны,
Забыв о глупости береговых огней. [382] О, были неспроста шторма со мной любезны! — Строфа из стихотворения «Пьяный корабль» А. Рембо.
Сидя в глубоких иранских креслах, где когда-то сидел сам Анри Корбен [383] Анри Корбен (1903–1978) — французский философ и исламовед, авторитетный исследователь иранской суфийской мистики и шиитского гностицизма.
, беседуя со светилами восточной мудрости о Сухраварди [384] Ас-Сухраварди Шихаб ад-Дин Йахйа (1152–1191) — персидский философ и мистик, создатель философии ишракизма (просветления), одного из философских направлений суфизма, известен также как Шейх аль-Ишрак (Шейх Озарения). Обвинен в ереси и казнен, в связи с чем также его стали называть аш-Шейх аль-Мактуль, то есть Убитый Шейх.
, все слушали и наблюдали, как Сара превращалась в Корабль, в пифию, вещавшую устами Рембо:
И стал купаться я в светящемся настое,
В поэзии волны, — я жрал, упрям и груб,
Зеленую лазурь, где, как бревно сплавное,
Задумчиво плывет скитающийся труп [385] Перевод Е. Витковского.
. [386] И стал купаться я в светящемся настое… — Строфа из стихотворения «Пьяный корабль» А. Рембо.
Глаза ее блестели, улыбка становилась еще более ослепительной; она светилась, сверкала поэзией, и это немного пугало присутствовавших ученых. Фожье со смехом говорил, что пора бы «обуздать в ней музу», и галантно предостерегал ее от подобных «приступов романтизма», что, в свою очередь, вызывало у нее громкий смех. Однако некоторые европейские востоковеды почувствовали свое призвание во многом под влиянием штампов из колониальной жизни: вентилятор с лопастями из экзотического дерева, крепкие напитки, туземные страсти и любовные интрижки с горничными. Таких сладких иллюзий больше всего у французов и англичан, нежели у других народов, зараженных ориентализмом; немцев в основном одолевали библейские и археологические грезы; испанцев — иберийские бредни о мусульманской Андалусии и небесных цыганках; голландцам мерещились пряности, перец, камфарные деревья и корабли, плывущие сквозь шторм на широте мыса Доброй Надежды. Сара и ее научный руководитель и директор института Жильбер де Морган в этом смысле были совершеннейшими французами: они восхищались поэтами не только персидскими, но и теми, для которых Восток стал источником вдохновения, — Байроном, Нервалем, Рембо, и теми, кто, подобно Пессоа, через Алвару Кампуша искал неведомый «Восток к востоку от Востока».
Азия Юго-Восточная за огнями Востока Ближнего; сразу вспоминается, что некогда Османская империя считалась «больным пациентом Европы», — сегодня Европа является своим собственным состарившимся, больным, заброшенным телом, болтающимся на виселице, наблюдающим за собственным гниением и продолжающим верить, что «Paris sera toujours Paris!» [387] Париж всегда Париж! (фр.)
[388] «Paris sera toujours Paris» («Париж всегда Париж…») — слова из песни Мориса Шевалье (1888–1972), впервые прозвучавшей в 1939 г. Во время оккупации Франции в 1940–1944 гг. Шевалье, выступая перед французскими военнопленными, исполнял эту песню. Париж всегда останется Парижем! Самым красивым городом на земле. И несмотря на глубокую темень, Его блеск не может быть омрачен, Париж всегда останется Парижем. (Перевод В. Антушева)
и дальше будет звучать на трех десятках различных языков, включая португальский. «Европа — это лежачая надгробная фигура, опирающаяся на собственные локти», — пишет в сборнике «Послание» Фернандо Пессоа, напоминающий оракула, мрачного и меланхоличного. В Иране на улицах часто встречаются нищие с птицами на руке, они поджидают прохожих, чтобы предсказать им будущее: за мелкую денежку птица (желтый или зеленый волнистый попугайчик, самая хитрая из всех птиц) указывает на свернутую или скрученную бумажку с какой-нибудь строкой из стихотворения Хафиза Ширази и дает ее вам; такое предсказание именуется фал-е Хафез , гадание по «Дивану» Хафиза, — я же испытаю оракул Пессоа, посмотрю, что уготовил мне сей португальский адепт мятущегося мира.
Пролистнем несколько страниц назад от «Курильщика опиума», закроем глаза и скользнем пальцем наугад, затем откроем глаза. «Велики пустыни, и все пустынно» — ну вот, снова пустыня, наугад, на странице 428, все тот же Алвару де Кампуш; на какое-то время начинаешь верить, что все на самом деле связано, что каждое слово, каждое движение сцеплено со всеми словами и всеми движениями. Все пустыни опустошены, «Я закуриваю сигарету, чтобы отложить на потом путешествие, / Чтобы отложить на потом все путешествия, / Чтобы отложить на потом всю вселенную».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу