Мати Унт - О возможности жизни в космосе

Вопрос вырвался ненароком. Об этом не нужно было спрашивать. Андо ответил только:

— Спасибо.

Молча поднялись они по лестнице и вошли в комнату. Никто еще не спал, завтра предпоследний день работы в колхозе.

КОГДА ОНИ УЕЗЖАЛИ, бригадир, вначале так часто ругавший ребят за неподобранную картошку, похвалил их.

— Оставайтесь-ка лучше здесь, помогайте нам, старикам… — смеялся он.

Харри ответил, что мысль сама по себе неплохая, если бы только не эта школа…

— Ну, кончайте школу и приезжайте…

Все шумно согласились. Никто не принял этого всерьез, в том числе и бригадир.

— Эх, ведь это только шутка… От вас, городских, мы этого и не требуем… Но скажите: почему наши дети бегут в город? В нашем колхозе молодежь по пальцам можно перечесть. Чего они в городе ищут? Будто у нас работы нет?

Никто не смог ответить.

Выехали до обеда. Девушки устали и жаловались на головную боль. Ребята пели.

Аарне пел со всеми. На Эду он не взглянул ни разу.

— НУ, ГЕРОИ ТРУДА, КАК ДЕЛА? Живы еще? — спросила, лукаво улыбаясь, тетя Ида.

— Как видишь, — ответил Аарне.

— Чудесно. Значит, наша Родина еще процветает.

Тетя любила юмор. Она подчеркивала, что это — добрый старый эстонский юмор.

На столе была новая белая скатерть. В вазе стояли увядшие астры, рядом лежала обернутая в бумагу книга. Аарне раскрыл ее: Альберт Кивикас «Имена, на мраморной плите».

Тетя Ида заметила это и посоветовала:

— Почитай, хорошая книга.

— Спасибо, я уже читал.

— Знаешь, Аарне, тебе надо больше интересоваться историей нашего народа. Как-то я посмотрела ваш учебник истории. Что он может вам дать? Что? Боже мой — как говорят русские — какие лица! И о чем там можно прочитать? Финские мясники… Ах, молодежь, молодежь, и что вы знаете… А сами еще эстонцы…

Тетя Ида позвала:

— Линдочка, идите сюда!

Линда тотчас же вышла.

— Вы знаете, когда годовщина Эстонской республики?

— Я точно не помню…

— Вот видите! Видите, дорогие дети! — торжествовала тетя Ида. Затем она стала серьезной, чуть ли не грустной.

— А это нужно знать, это нужно помнить. Иначе какая может быть надежда на то, что в вас пробудится национальное чувство.

— Мне не нужно никакого национального чувства, — произнес Аарне, стоя у окна.

Линда испуганно взглянула на тетю, но та не рассердилась, только тихо сказала:

— Аарне, если бы это слышал твой отец…

— Ну и что?

— Аарне, твой отец погиб за свободу Эстонии…

— Мой отец служил в немецкой армии, но туда его забрали насильно.

— Твой отец, Аарне, был убит в Чека. Ты ничего не знаешь. Твой отец отдал жизнь за свободу Эстонии, слышишь! А ты…

— Тогда был Сталин, — крикнул Аарне.

— Ты сущий ребенок. И меня допрашивали. А в чем была моя вина? Этого никто у меня не спросил, понимаешь? Я осталась верна Эстонии, это и была моя вина, Аарне… Ты не пережил того, что пережил твой отец, ты не поймешь…

Аарне почувствовал, что задыхается. Это ужасно! Он знал только то, что его отец умер, больше ничего. Смерть отца — это прежде всего смерть отца. Наверное, было надо, чтобы он умер… Но кому? Я хочу жить. И жить правильно… Так думал Аарне, стараясь взять себя в руки.

Резким рывком он распахнул окно. Ветер ворвался в комнату, заколыхались занавески, на потолке ожил пожелтевший клочок обоев. Он повернулся к Линде:

— Почему ты не была в колхозе?

— Линда помогала дома убирать картошку, Линда любит свой дом, — ответила за Линду тетя Ида. — Но почему ты не ответил на мой вопрос? Как у тебя может не быть национального чувства, если твой отец погиб за народ? Разве у тебя нет ничего святого?

— Замолчи! — вдруг грубо оборвал ее Аарне. — Хватит об этом, слышишь?

Тетя Ида от неожиданности оцепенела. Затем ее губы задрожали. Ужасно, когда плачет старая женщина. Размазывая руками слезы, она повторяла:

— Как ты со мной разговариваешь! Как ты со мной… разговариваешь…

Аарне уже и сам раскаивался в том, что обидел старого человека. Если бы тетя Ида хоть что-нибудь еще сказала или подняла бы глаза… Аарне попросил бы прощения… Но тетя все плакала, опустив голову, и Аарне потихоньку вышел.

Тетя услышала, как скрипнула дверь, и подняла голову. Она вытерла слезы, водворила на нос очки и снова принялась за вязанье. Она думала о том, что молодежь крайне деградирует. И ей было очень жаль, что Аарне, которому она хотела бы стать матерью, попал под влияние каких-то темных сил. Ей хотелось бороться, но она еще не видела конкретного противника. Она не могла примириться с поражением, она верила, что судьба подбросила ей кусок глины, из которого ей нужно что-то вылепить.