КОРНЕЛЬ КОНЧИЛ. Ему хлопали дольше, чем другим выступавшим, потому что он был учителем, окруженным особой атмосферой, так сказать «свой». Таких учителей немного, и их ценят, как великолепных психологов.
Торжественный акт продолжался.
Пели. Пели ансамбли и солисты. Читали стихи. Играл оркестр. Было первое сентября — праздничный день, за которым следуют серые будни.
В классе Корнель сказал:
— В этом году вы должны сами понимать, что от вас требуется. Будете вы учиться или нет — это ваше дело. Вы слышали одно и то же уже десять лет. И если вы этого еще не усвоили, я вам не завидую.
Правильные слова… Но многим вспомнилось, что и прошлой осенью Корнель говорил то же самое. Некоторые скептически усмехались, что ж, поживем — увидим!
А вообще слова Корнеля пролетели мимо ушей, как и все остальное, что стало традицией и повторяется изо дня в день. Ведь в современной школе ученик почти не знает забот. Учитель за него учится, вместо него плачет, работает для него, из-за него учителя ругают… ответственность ученика, этого маленького человека, сведена к нулю. Отвечают школа, учитель, родители, товарищи — все, за исключением самого ученика. Наш косматый предок был бы очень удивлен, узнав, с каким терпением учим мы юность думать и чувствовать.
Итак, большинство улыбалось…
Потом списали расписание. Названия предметов были ужасно прозаичными. Пальцы с трудом держали ручку, буквы выходили кривыми. Но так бывает каждой осенью, даже если эта осень последняя.
ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ ОНИ ПОЕХАЛИ В КОЛХОЗ убирать картофель.
Рассвет был ясным и прозрачным. На обочинах канав белел иней. Воздух был полон осенними запахами: пахло мокрой землей, яблоками, навозом. В садах кричали отъевшиеся дрозды.
Машина, покачиваясь, ехала по грязной дороге. Всходило солнце. Ребята запели. К ним присоединились девушки.
Разные были песни: веселые и озорные, грустные и сентиментальные, были и такие, от которых девушки краснели, но все же пели и притом очень звонко… Пели и те, кто не умел петь. Впрочем, нет песни прекраснее и искреннее той, которую поют даже те, кто петь не умеет.
Аарне не сводил глаз с Эды. Девушка не обращала на него внимания, а возможно, и притворялась. Машина ехала на запад, солнце освещало лицо Эды, делало его чужим и интересным. Наверное, поэтому Аарне не мог отвести от него взгляд.
Больше всего нас захватывает то, что нам непонятно и незнакомо.
По обе стороны дороги тянулись багровые и желтые леса. Наконец, машина остановилась, слегка дернулась. С грохотом откинулся задний борт.
…В первый день пришлось выдергивать полегшую кукурузу. Ее мясистые и тяжелые стебли образовывали почти непроходимые заросли. Вначале работа шла весело и легко. За воротник попадала холодная вода, заставляя вскрикивать. Борозды вели под гору.
К обеду стебли стали казаться скользкими и крепкими, земля упорно держала широкие корни… В красные натертые ладони въедался сок. Теперь все работали молча, с каким-то остервенением. Но когда бригадир пришел звать на обед, никто не хотел сознаться в усталости.
В ожидании машины все уселись на кучку кукурузных стеблей, сваленных у дороги.
Аарне спросил у Эды:
— Ты не устала?
— Нет, что ты… — Эда громко засмеялась и растянулась на прохладных зеленых стеблях. Ее было трудно понять. Иногда она могла без конца хохотать, часто без видимой причины, а иногда целыми часами сидела молча и задумавшись. Вот и сейчас Аарне не понимал, о чем думала девушка. Сам он должен был сознаться, что изрядно устал. Провинциал!.. Непонятно, но тартусцы работали заметно лучше… Но в конце концов, так ли уж это важно.
Все молчали, Карин грызла какой-то стебелек, Анне закрыла глаза и подставила свое лицо солнцу. Харри насвистывал что-то меланхоличное, Тийт сосредоточенно анатомировал кукурузный початок.
— У меня на ладони уже мозоль, — вдруг сказала Хельви.
Тийт сердито отбросил початок.
— Дура. Привыкай… Их будет много.
И снова все замолчали.
— Интересно, что мы завтра будем делать? — спросил Харри.
— Сперва нужно кончить это поле…
— Машина! Ребята, подъем! — закричала Эда так неожиданно, что все вздрогнули, и швырнула в Тийта большой початок.
Действительно, пришла машина. Когда они ехали к правлению, Аарне все еще думал об Эде.
К вечеру на руках выступила кровь.
— РЕБЯТА, пошли за яблоками! — предложила вечером Хельви, когда Корнель вышел из комнаты.
Читать дальше