Мати Унт - О возможности жизни в космосе

— Иди сюда, поговорим…

Аарне сел в кресло. Тетя Ида надеялась, что он сядет рядом с нею, и поэтому дистанция несколько смутила ее. Но она взяла себя в руки и устремилась в страну своей юности, как пчела устремляется к цветку.

— Помнится, я ходила в последний класс гимназии. На улице Широкой, теперь это, кажется, улица Мичурина, мне всегда попадался навстречу молодой человек. И вдруг он стал смотреть на меня. Каждое утро смотрел. И еще как. Я была хорошенькой, Аарне, да и сейчас я еще ничего, у меня высокие скулы — признак чистокровных эстонцев. Да, тот молодой человек смотрел на меня… И я стала ходить в школу по другой улице.

— Это ты и хотела рассказать мне? — спросил Аарне.

— Да.

— Зачем?

Тетя улыбнулась.

— Я хотела рассказать тебе о любви…

— Непонятно, зачем сейчас, ночью, рассказывать мне о любви? К тому же…

Тетя Ида постепенно приходила в себя.

— У тебя еще хватает наглости…

Аарне встал.

— Скажи, пожалуйста, что я сделал, что? К чему весь этот разговор?

— К чему? Тысячу раз тебе говорила, что во всем должен быть порядок. Но говорить тебе — все равно что говорить стенке. Да-да… Твоя мать доверила мне тебя, я отвечаю за тебя. Не дай бог что-нибудь случится — кто будет отвечать? Ты сам-то хоть понимаешь, что делаешь?

— Нет.

— Ночи напролет ты где-то шатаешься. Позавчера тебя видели в кино… с девицей. Не собираешься ли ты жениться?

— Пожалуйста…

— Ах, не нравится? Кто же она тогда тебе? Распутная девка?

Тетя заговорила другим тоном. Казалось, это уже совершенно другой человек. Перед Аарне стояла женщина, полная ненависти и ревности.

Аарне подошел к ней. Во всей комнате он видел только одно — лицо тети Иды. Тетя, ничего не замечая, продолжала:

— Чего тебе не хватает? — В ее словах слышалась боль. — Разве о тебе не заботятся, не любят? Ты ищешь нежности и любви неизвестно у кого!

Аарне не слушал ее. Он закричал, с ужасом сознавая свою внутреннюю несдержанность:

— Кто — девка? Кто?

Тетя пыталась взять себя в руки. Она должна победить. Аарне стоял перед ней и судорожно сжимал массивную спинку стула.

— Что ты в этом понимаешь? Что? И ты, ты говоришь — девка? Как ты смеешь…

И вдруг тетя Ида обрела силу. Она сжала губы в бледно-розовую полоску — это было похоже на улыбку — и сказала:

— Детям море всегда по колено. В твои годы это естественно. Я это знаю… Ты не первый. И нет ничего удивительного в этой твоей страсти, Аарнеке!

— Нет, тетя. Тебе море никогда не было по колено! Ведь не было? Чего ж ты говоришь? Чего?

Тетя Ида почувствовала слабость. Продолжать игру не хватало сил. Аарне отвернулся. Ему захотелось распахнуть окно. Окна были заклеены…

В углу, на диване, старая женщина плакала, как ребенок. Аарне стоял и удивлялся, что не испытывает к ней никакой жалости. Какой гнетущей была вся эта история в старом доме среди ночи… «Как мелодрама, — подумал Аарне и чуть не усмехнулся, но тут же испугался. — Неужели я такой бессердечный?» Ему стало неловко. Все происшедшее показалось ему слишком безобразным. Он подошел к тете.

— Ладно, я прошу прощения…

На цветастом ковре смешно и жалко валялось вязание. Руки у тети дрожали.

— Ну, я больше не буду. Сам не понимаю, как все получилось. Я просто не владел собою…

Тетя плакала.

Аарне почувствовал, что эта старая женщина чем-то близка ему; многое из его детства было связано с ней. Она еще близка ему… Надолго ли?

Наконец тетя повернула к Аарне свое мокрое лицо:

— Если бы я знала это, когда мы играли вместе… Если бы… я это… знала, когда показывала тебе луну… Если бы я это знала…

«Ну и что же? — подумал Аарне. — Если бы мы знали, мы перестали бы играть… Если бы мы знали, мы были бы сейчас спокойны…»

У Аарне не было никакого желания понять тетю. «Если бы я знала…» Вот как… Если бы я знала, что будет трудно. Он думал совсем о другом, когда сказал:

— Ну, пожалуйста, прости меня, поверь мне…

Он повторил это несколько раз. Стрелки показывали половину второго.

Наконец тетя согласилась помириться. Она еще долго говорила. Что именно, Аарне так и не смог потом припомнить. Он пожал ее тонкие, шершавые пальцы, еще раз пообещав, что он «больше не будет» и забрался в постель, совершенно не представляя, чего он больше не будет.

Было уже три часа, когда тетя Ида потушила свет. В темноте она долго сморкалась и беспокойно ворочалась.

Не шел сон и к Аарне. Вечер был слишком наполнен переживаниями. Он был длинным, как год. Последние впечатления набегали на предыдущие и заслоняли их. Но поцелуй не забывался.