Мати Унт - Осенний бал

Вечером он встретил девицу, к которой испытал любовь середина наполовину. Но все же записал ее звездные данные, чтобы потом обобщить. Вечер был скучный. Тео был совершенно трезв. Это было выше сил, Тео охватило отчаяние, традиционный сплин. Сливаясь с девицей в любовном экстазе, Тео желал отдалиться от реальности, слиться с космосом. Заделалось ничего, но космос остался таким же далеким. Девица заснула. Тео, глубоко опечаленный, брел домой. Пинал ногой желтые листья, как это делали миллионы людей до него. Он чувствовал себя лишним человеком. Луна глядела ему в желтые глаза. Он чувствовал запах осени, запах регулярно повторяющегося гниения природы. Он думал о своей миссии. Он загнал несколько финских колготок. Как это пошло! Но чтобы выполнить миссию, нужны деньги. Покуда деньги существуют, без них не обойтись.

В детстве Тео хотел стать певцом. Американская музыка и гитары тогда еще не вошли в моду. Тогда ценили итальянских теноров, их белые зубы и то, как они произносили bella , что значит красивая. Тео перед зеркалом разучивал позы, соответствующие высокому голосу и слову bella . Телевизоров тогда еще не было. Путешествовать было нельзя. Тео сам себя выдумал. Затем он устремился дальше.

Дома он залез в ванну. Лежа в пене, он изучал себя. Почему у людей нет защитного покрова? — подумал он с грустью. Существо с такими сложными задатками, а так плохо сконструировано. Черепаха и крокодил — вот чьему защитному покрову завидовал Тео.

Пеэтер грозы не боялся, когда все сделано, что надо. Он закрыл окно, отошел от окна подальше, в угол, на диван. Вблизи него не было электрических приборов, до розетки было несколько метров. Если бы он сейчас был у дедушки в деревне, он бы посмотрел, не стоит ли под деревом или у воды, не горит ли в печи огонь, закрыта ли задвижка. Пеэтер знал, что в городе дома каменные, они так легко не загораются. И потому сидел в уголке на диване в радостном ожидании, следя за тем, как, ворча и громыхая, надвигаются грозовые облака. На всякий случай он решил сидеть тихо, потому что бегать или же очень медленно ходить в грозу тоже нехорошо, говорил дедушка.

В этот момент облако осветила бледно-фиолетовая молния, и все оно ярко вспыхнуло белым. Пеэтер стал считать, дошел до трех, и тогда раздался гром. Когда считаешь секунды, то полученное число потом надо разделить на три, тогда узнаешь, за сколько километров отсюда ударила молния, — сейчас, например, всего за один километр. После грома пошел тихий дождь. Пеэтер слушал и ждал. Наверняка сейчас собиралась ударить новая молния, собиралась, собиралась, росла, набухала… вот сейчас! Но молния не сверкнула, только дождь шел и шел, и, когда Пеэтер уже не ждал, все небо осветило огромное ослепительное дерево — молния в своем истинном виде. Даже днем, при солнце, никогда город так не освещало. Как сейчас, ночью, за эту секунду, пока продолжался разряд. Видно все, если бы только удалось рассмотреть. Пеэтер вылез из своего угла, больше не выдержал. Открыл дверь на балкон. Дул ветер, дождь залетал в комнату. Он вышел на балкон и сразу же весь промок. Снял рубашку и остался так под дождем. Опять молния осветила небо, и он увидел, как его худое тело отразилось в окне. Оно блестело от дождя, а вокруг был венок из ярких лучей, оно было как из серебра. Молния за молнией вспыхивала над испуганным городом, появлялись и снова пропадали лунные пейзажи, но мальчик уже не боялся, глядя на пустые улицы, по которым текли грязные ручьи. Он стоял и слизывал с губ капли дождя. Потом пошел в комнату и насухо вытерся. Оделся. Гроза утихала. Дождь перестал. Молнии ослабли. Пеэтер снова подошел к окну. Огляделся кругом. Пожара нигде не было. Если бы где-нибудь был пожар, он бы позвонил в пожарную охрану. Он выглянул из всех окон. Можно быть спокойным, ничего плохого не случилось. Он задернул занавески.

Когда пришла мама, Пеэтер уже спал. Мать знала, что Пеэтер не забыл выключить свет, а оставил его специально. Она погасила везде свет, но Пеэтер этого уже не видел.

Он видел во сне, что он уже очень старый, идет в шахту что-то откапывать. Спускается на лифте вниз, в руке у него лампа. Стены шахты блестят от сырости, капли воды срываются мимо него в пропасть, и оттуда доносится звук их падения. В щели шмыгают вроде бы какие-то змеи, на выступах лягушки сверкают глазами. А он все спускается вниз, крепко держась за поручни раскачивающегося лифта. Клочок неба у него над головой все сужается. Лифт останавливается: он на дне. Дно шахты грязное, воздух влажный, тяжелый. Ход куда-то сворачивает, на камнях в свете лампы блестит испарина. Только теперь до него доходит, как он глубоко, только теперь до него доходит, как он одинок. Но он собирается с духом и отправляется дальше по этой штольне. Идет минуту, а может, час, но впереди и сзади темно, а в темноте прячутся сокровища. Вдруг рядом оказывается маленький ребенок, в руке у него драгоценные камни. Ага, вот ты когда пришел, с упреком говорит ребенок старому Пеэтеру, пришел, когда уже старый. Сколько мне пришлось тебя ждать! Теперь наконец-то я смогу тебе помочь. Не надо помогать, говорит старый Пеэтер, попытаюсь сам обойтись. Теперь тебе ничего делать не надо, говорит подземный ребенок с усмешкой, теперь ты можешь спокойно отдыхать. Как же я могу отдыхать, спрашивает Пеэтер, кто же тогда работу сделает? Не беспокойся, отвечает ребенок, можешь спокойно отдыхать, я вместо тебя пойду наверх и отнесу им то, что они ищут. И ребенок заходит в лифт, оставив Пеэтера стоять в грязи с лампой в руке. Не уходи, говорит старый Пеэтер и хватается за лифт, но тот уже начинает подниматься. Огромным усилием старому Пеэтеру удается притянуть лифт назад — неожиданно тросы растягиваются, как резина, но он все же вынужден отпустить лифт, и тот, будто выпущенный из рогатки, взмывает кверху вместе с ребенком, уносящим драгоценные камни.