Мати Унт - Осенний бал

Каждую неделю он стал ходить на стройку, иногда ходил с женой, иногда звал кого-нибудь из друзей. Он видел, как дом растет. Больше ему не придется бегать по квартирам, у него будет дом. Он шлепал по скользкой дороге, оступался в канавы, оставлял ботинки в грязи. Но зато видел, как подвигалось строительство, вот дом уже и под крышей. Он прошел мимо шумных штукатуров в свою квартиру, пустую и гулкую, как и всякое пустое место. Все было тут по-девичьи первозданно, голая конструкция, голая идея, никакой эстетики, никаких обоев, никаких воспоминаний. Только стены, голая возможность. Уходя вечером, он оглянулся на забрызганные побелкой окна, в которых отражался многообещающий закат. Соседний дом закончили раньше, у подъездов там уже стояли машины, оживленные мужчины затаскивали наверх мебель, по асфальту была разбросана упаковочная бумага.

Скоро был готов и дом Ээро, его первая собственная квартира.

Друзья помогли переехать, общими усилиями справились с такими, казалось бы, невыполнимыми задачами, как затаскивание холодильника и упаковка книг. Работа кипела, все радовались вместе с Ээро. Жена сразу же начала обставлять квартиру. Начинать им пришлось с самого необходимого. До этого у них были только кушетка, книжная полка, ночной шкафчик, телевизор, радиоприемник и холодильник. Теперь жена купила еще низкий кухонный шкаф, четыре высоких, кухонный стол, три табуретки, два кресла-дивана, диван и стол. И наконец купила давнюю свою мечту — большую секцию, состоящую из двух низких секций с ящиками, двух книжных полок, четырех шкафов, ставящихся наверх, одного узкого высокого шкафа и двухстворчатого платяного шкафа. Кроме того, она еще купила малую секцию для спальни, состоявшую из двух двухстворчатых платяных шкафов и двух невысоких шкафчиков для установки наверх. Они ведь с Ээро всегда едва сводили концы с концами.

Ээро никогда не был сторонником притворного аскетизма, модное неприятие вещей было ему чуждо. Но, увидев у себя в квартире такое невероятное количество древесины, он испугался. Он остро чувствовал запах столярной мастерской. Лаком пахло так, что щипало ноздри. В полированных поверхностях отражался предзимний вечерний свет. Свои шкафы, подумал он философски, придется это снести. Он был интеллигент и ничего не воспринимал естественно. Ему вспомнились подходящие моменту слова. Райнер Мария Рильке любил двери. И шкафы. Рильке говорил, с каким удовольствием он смотрит на закрывающуюся хорошо пригнанную дверь. И Башляр, любимый автор Ээро, тоже утверждал, что от одежных шкафов исходит, наполняя всю комнату, мягкий коммуникативный свет. Башляр в этом месте цитирует Клода Виже, и Ээро, несмотря на неважное владение иностранными языками, не удержался, чтобы в свою очередь не процитировать, когда друзья пришли затаскивать шкафы: Le reflet de l'armoire ancienne sous / La braise du crepuscule d’octobre. Стихи понравились, чего нельзя сказать о шкафах. Один друг даже упрекнул его: а ты не перехватываешь с нежностью к этим шкафам? Шкафы покупают на всю жизнь, ответил афористически настроенный Ээро. Квартира стала пригодной для жилья и потеряла свою невинность. Почему мы не можем вечно жить в первозданно свежей квартире! Ээро выставил мужчинам пиво. Фолк-певец тут же исполнил свою новую балладу о нищем на паперти. Надеясь, что гости этого не замечают, Ээро гладил шкафы по лакированным бокам и думал, какие они вместительные.

На следующий вечер было новоселье.

В Юго-Восточной Европе (где теперь находятся Греция, Румыния, Югославия) при окончании строительства жену зодчего приносили в жертву. И это понятно, ведь строительство дома все равно что строительство мира. Зодчий повторяет действия бога, так что жертва тут вполне уместна. Новоселье как космогонический акт празднуется и поныне. Новоселье — это incipit vita nova .

Гостей было в общей сложности десятка два. Звучала негритянская музыка, горел красный свет. Из надежных глубин нового бара доставались напитки в красочных бутылках. Говорили много и обо всем. Только один друг капризничал и сидел на лестнице. Ээро не мог понять, что с ним такое. Несколько раз он выходил к нему, выносил выпивку. Друг водку принимал, на вопросы же, почему у него настроение странное такое, не отвечал. В комнате танцевали. Ээро тоже танцевал, ему запомнилось, как в песне повторялась одна фраза: money, money, money . В двенадцать некоторые засобирались домой. Жена Ээро расшалилась, тоже надела шубу и громко крикнула, что она так счастлива в своей новой квартире, и Ээро такой прекрасный муж, и она пойдет провожать друзей, ведь так хорошо пройтись по свежему снежку. Шампанское в голову ударило, с нежностью подумал Ээро и сказал, что, конечно, пускай идет. Жена ушла. Ээро сидел с парой задержавшихся друзей, они обсуждали проблему, что будет с культурой. Друзья становились все немногословнее. В три часа и они ушли, и Ээро остался один. Жены все не было, а когда она и в четыре не появилась, Ээро начал беспокоиться. Но что он мог предпринять? Повсюду стояли пустые бутылки, полные окурков пепельницы, горел уютный свет, из забытого приемника доносились далекие, утренние, сменившие программу станции. Прошел еще час. Непонятные шаркающие звуки слышались уже какое-то время, пока наконец не дошли до его сознания. Это был дворник, принявшийся спозаранку разгребать свежий снег. Настало утро. Летом бы уже давно было светло. Ээро вспомнил: сегодня рождество.