Мати Унт - Осенний бал

Когда Маттиас и Кристина вышли из кино, уже смеркалось. После цветного фильма было особенно заметно, как гасли цвета в подступавших сумерках.

Маттиас шел следом за девушкой, отставая от нее на пару шагов, с сигаретой в уголке рта. Профессиональным взглядом он всматривался во встречных, будто подыскивая новых кандидатов для своей коллекции. Он знал, что многие не позволили бы себя фотографировать. Большинство дикарей не разрешает себя фотографировать. Они боятся, что их изображение, их второе я, можно использовать с дурной целью, заколдовав, навсегда поработить, даже убить. Что сделают с картинкой, то сделается и со мной, рассуждают они. Но что говорить о дикарях. Маттиасу съемка часто стоила больших трудов. Даже двое его друзей не могли оставаться спокойными, когда на них направляли объектив. Первый, ученый, едва завидев аппарат, начинал гримасничать, растягивал губы, таращил глаза. Второй, актер, был натура более экспрессивная, под стеклянным взором аппарата он сразу задергался, повалился на пол, стал кричать и сучить ногами. Оба они Маттиаса весьма обескуражили. Он опустил аппарат и отказался снимать. Он был внутренне опустошен. Кроме них, были и другие клиенты, не столь, правда, беспокойные, например женщины, которые перед камерой начинали жеманничать, говоря, что они некрасивы, что хороших снимков с них не сделаешь. И, увы, большей частью оказывались правы. Но Маттиас фотографировал их с удовольствием. И с удовольствием потом наблюдал, как потом рвали на кусочки готовые снимки, как отрывали лбы от носов, рты от щек, шеи от туловища, и все ради того, чтобы остаться неизвестными, как топали ногами и плясали на клочках фотографий. Но им, бедняжкам, от Маттиаса уже было не уйти, потому что негативы были у него в шкафу под замком. Они могли рвать снимки сколько угодно, могли ругаться сколько угодно, но себе они уже не принадлежали, так что правы были дикие колдуны: их лица вопреки течению времени навечно остались молодыми или вопреки смерти навечно старыми, и летний загар уже не сходил с их лиц. Все это было во власти Маттиаса, того самого Маттиаса,

на которого сейчас взглянула Кристина и подумала: память, кажется, следовало бы вообще уничтожить, потому что больше всего утомляют воспоминания; через мозг надо электрический ток пропускать, он бы тогда опять очищался и все можно было бы начинать сначала.

Они решили пойти в ресторан, и (королева) Кристина сказала, что ей надо переодеться. Маттиас решил идти в чем был, на нем с утра была белая рубашка с галстуком. Дома девушка надела длинное светлое платье, а к декольте пришпилила искусственные цветы. Потом накрасила губы, причесалась. Маттиас в это время сидел в кресле и смотрел в окно, в летний вечерний сумрак, в то самое окно, в которое девушка некогда смотрела на такие же летние вечера, и ему вспомнился один вечер, как раз после того как они сошлись с Кристиной, как он с одним другом сидел в какой-то комнате на другом конце города. Они пили чай, разговаривали. Температура неожиданно упала, окна толсто обледенели даже изнутри, стены скрипели, последние пешеходы, хрустя снегом, спешили домой. Маттиас улегся животом на диван и стал разглядывать фотографии, развешанные у друга по стенам. Среди прочих он заметил фотографию друга, где он был с бородой, без усов. Демон поблизости, но он принял такой облик, что его невозможно узнать. Он пригляделся к фотографиям. У всех на снимках были одинаково раскрыты глаза. Все они были его соотечественники. Вдруг с улицы донесся ружейный выстрел. Через несколько мгновений к ним в дверь сердито постучал хозяин дома, просунул голову в дверь и спросил: «Вы стреляли?» — «У нас и ружья-то нет», — ответил друг Маттиаса за них двоих. Хозяин посмотрел на них, долго, иронически, и закрыл дверь. «Черт возьми, у нас и ружья-то никакого нет», — повторил Маттиас возмущенно. И вдруг понял, что он сам не верит тому, что говорит. Эта очень холодная зима стала теперь очень жарким летом, и снова холодная зима стояла на пороге. Маттиас читал, что демон искушал Декарта, когда тот создал свою систему, заставил ученого выйти из дома и присоединиться к пьяным матросам. И еще ему откуда-то запомнилось, что королева Кристина в свое время приняла в Швеции того самого Декарта. Но с тем же успехом все это могло быть и чистой выдумкой.

Ресторан находился в том месте, где некогда был остров. На этом острове в средние века помещался русский торговый двор. В 1578 году Иво Шенкенберг сжег большую часть города, но во время польского владычества этот двор отстроили заново и снова большей частью разрушили в дни осады 1625 года. В 1708 году сожгли весь город. К 1785 году по приказу императрицы Екатерины один рукав реки перекрыли, и остров отошел к суше. Позднее это место назвали Рыбным рынком. После войны здесь было совершенно пустынно, там посеяли траву, посадили деревья, а несколько лет назад построили ресторан. Его вывеска, красный круг в синем треугольнике, ночью светилась и была видна чуть ли не через весь город. Освещенные огромные окна отражались в тихих водах реки. Шлягеры были слышны за несколько сот метров, время от времени сюда приходили выступать лучшие солисты. Средняя выручка в день составляла… рублей. За обычный вечер выпивалось в среднем …литров водки …литров коньяка …литров вина …литров шампанского …литров крепленого вина и …литров пива. За день съедали …килограммов мяса и …килограммов картофеля. По величине это был второй или третий ресторан в городе.