— Я не рыба.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что я не согласен с тобой.
— Да?
— Не ехидничай. У тебя нет ничего святого.
— А у тебя есть?
Аарне хотел что-то ответить, но не успел, услышав голос Корнеля:
— Веенпере, идите отвечать. Расскажите о творчестве Сяргава.
Аарне медленно встал. Он не имел никакого представления об этом. Восемь шагов к столу были довольно долгими. Собственно, все было не так-то страшно. На тройку по литературе всегда можно ответить, даже тогда, когда не прикасался к книге. Но у Аарне по литературе всегда были только пятерки, да и Корнель спрашивал его очень редко. Но сегодня Аарне не рассказывал и минуты, как Корнель прервал его:
— Эти общие слова ничего не говорят. Пожалуйста, конкретней. Расскажите о проблематике рассказа «Помогите!».
Аарне вдруг замолчал. Он знал, что не скажет ни слова. К черту эту проблематику. Он капризно улыбнулся. Корнель сказал:
— «Два». Садитесь!
И нет радости победы. Только вдруг возникла безнадежность, ее принесла серо-синяя птица усталости.
Когда Аарне шел на свое место, все смотрели на него с удивлением. Это были чудесные ребята, но в целом плохой класс.
Это было маленькой трагедией. Не смейтесь, маленькая трагедия так же страшна, как и большая. Большая трагедия охватывает толпы людей, и еще через сто лет ее смотрят в кино и на сцене за цену входного билета. Маленькая трагедия умирает вместе с каким-нибудь человеком, иногда просто с угасающим днем. Андо спросил осторожно:
— Ну?
— Что?
— Ничего. Можно ли спросить еще раз: ты еще веришь во что-нибудь?
— Иди к черту! — прошептал Аарне и смутился. С Андо он еще никогда не разговаривал так грубо. К нему он всегда чувствовал какое-то почтение. Но друг не обиделся.
Около часа дня ко всем бедам прибавилась еще одна. Аарне увидел, как в учительскую входит… тетя Ида, держа под мышкой какую-то красную папку. Аарне узнал ее. В ней был старый, трехлетней давности, походный дневник, по которому он сделал как-то новый. Старый экземпляр еще вчера лежал в чемодане. На полке ему не хватило места: у альбома был очень неудобный формат. Что означает этот визит? Дверь учительской закрылась; но Аарне нужно было о многом подумать, и он забыл об этом происшествии.
Выяснилось все после обеда. Когда Аарне вошел в комнату, он увидел на лице тети суровое спокойствие.
— Так, Аарне… Завтра ты сам отнесешь этот дневник в школу и попросишь у класса извинения за свой поступок. Понятно?
Аарне ничего не понимал.
— О чем ты?
— Мы с Корнелем уже обо всем договорились. Да. Школьные вещи не годится воровать и тащить домой. Особенно если они нужны другим…
— О чем ты говоришь?
— Аарне, не притворяйся. Ты хорошо умеешь изворачиваться, когда нужно. Это лицемерие отвратительно! — Тетины глаза стали влажными. Она нервно ударяла кулаком по коленке. — Как это все-таки гадко, вся эта ложь ужасна! Да, я написала и твоей матери, что если мои требования слишком суровы, то пусть через две недели она забирает тебя отсюда.
— Тетя, я в последний раз спрашиваю: что я сделал?
— Что? Линда, идите, пожалуйста, сюда!
— Да?
— Линда, скажите, пожалуйста: это правда, что когда в школе у Аарне попросили этот дневник, он сказал, что у него нет?
— Да, так было.
Линда глядела осуждающе.
— Вот видишь! — сказала тетя.
Аарне все понял. Эта история походила на скверный анекдот. В классе действительно говорили о походном дневнике. Но совсем не об этом, который тетя с триумфом отнесла в школу, а о другом, весеннем дневнике. Его Аарне делал шесть месяцев назад на берегу Выртсярве. Это было чудесное время. С вечерами у костра, с горячими пыльными дорогами, с едой из жестяных кружек, со смехом и со слезами. Дневник забрало с собой жюри, и Аарне его больше не видел. Об этом он и сказал секретарю, пришедшему искать дневник. К несчастью, поблизости стояла Линда. Круг замкнулся.
— Тетя, где ты нашла этот дневник?
— Это неважно, но я могу сказать. А то ты еще решишь, что я роюсь в твоих вещах. Но ты знаешь, что я этого не делаю. Я вытирала с полки пыль, она опрокинулась и выпал дневник.
Аарне промолчал. Да… Дневник был на дне чемодана. Что там было еще? Несколько писем, черновики…
— И ты написала маме?
— Да, я больше не хочу этого терпеть! Я говорила и с твоим классным руководителем… очень долго. Мы обсудили все и… в конце концов и медведя можно заставить танцевать, а тут — не справиться с каким-то мальчишкой!
Читать дальше