Бог совсем перестал двигаться. И все время сидит себе на диване. Нет, он не пьян. Но какой-то не такой, как всегда — беспокойный, что ли. И худющий. «Вот смотрите, г-н Блендструп, — говорит миловидная медсестра, ухаживающая за больными на дому, — сейчас мы поможем вам подняться и перевезем в ванную». — «Сегодня уже вторник?» — спрашивает Бог. Сестра отвечает утвердительно. Бог сдался, и теперь его обихаживает сиделка. И Герд Лиллиан пришлось сдаться. Потому как ее до слез доводило, что она не в силах поднять Бога. И потому что он обзывал ее старой коровой и орал: «Как ты не понимаешь, что мне больно?! А сиделка и вправду мила. И к тому же ей всего тридцать четыре», — говорит Бог пару дней спустя, попивая «Бейлис» в компании старшего сына. «Подумать только, голову и задницу тебе моет девчонка, — фантазирует он. — От одного этого совсем молодым сделаешься».
Бог всю неделю радовался предстоящему приезду сыновей. И вот они приезжают. Сегодня. Они позвонили Богу по телефону. И отчитались, так что Богу не пришлось отвечать. Что для него весьма затруднительно. «Мы в третьем междугороднем, отец. В вагоне для курящих! У нас замечательные соседи. Они живут своей жизнью, отец! А еще несколько сморщенных старушек и карточные игроки! Твое здоровье, Уфф!» — «Вы… там… пиво… пьете?» — сипит Бог. «Да, отвечают ребята. — Шесть бутылок в упаковке, ну и с прицепом». — «Ну-ну… Хорошо… сидите! Только… давайте… прямо… домой». И сыновья и вправду прямо со станции являются домой. А в прежние времена наверняка сперва в General Rye закатились бы, но не теперь. «Привет, Герд!» — кричат сыновья в освещенное окно кухни, где Герд Лиллиан с увеличительным стеклом в руке — ничего разглядеть не может из-за глаукомы — склонилась над свиным жарким. «Привет, Нильс! Привет, Йенс! Ну-ка поглядите, свинка готова или ее еще потомить?» — «Еще не готова. Корочку б поподжаристей, а еще соус приготовить, да бутылки с вином открыть, да со стариком поздороваться». — «Он там, в комнате, спит». И действительно он спит, когда они входят. Сидя, съежившись. И хотя они кое-что приготовили, что могло бы порадовать Бога, хотя они в чертовски приподнятом настроении, оно с них моментально слетает при виде тщедушного старичка, сидящего на желтом стуле, со склоненной на бок головой… потому что жуткие метастазы растут день и ночь. Да еще с этим дыхательным аппаратом, пукающим с нездешней силой. «Уфф, — шепчут сыновья, — Уфф, это мы. У-у-фф». Но прикасаться к нему не решаются. Просто устраиваются на диване. И смотрят на экран включенного телевизора. И косятся на отца. «Да, выглядит он очень даже ничего», — замечает третий сын Бога, обращаясь к младшему брату. «Да уж. Он молодец. Уже больше двух лет продержался. А врачи лишь два года ему давали, но он их наколол». — «Да, он разорвал порочный круг». — «Верно. Да и смотри, он ведь и с пивом не завязал. И вроде бы даже слегка пополнел». — «Точно. С одного бока». — «Вы здесь?» — шепотом спрашивает Бог и наполовину открывает один глаз. — «Вы здесь?» — «Да, мы здесь». — «Отлично, — говорит Бог. — Может кто-нибудь из вас поправить мне подушку под спину?» Он пробует повернуть голову, но это ему не удается. Тогда сыновья подсаживаются ближе. Наверное, впервые в жизни он одновременно держит их всех за руки. Да, только теперь это случилось. Позади него работает вентилятор. Все жужжит и жужжит. Руки у отца холодные. И он молчит. И сыновья смотрят друг на друга, как на нашкодивших детей. Потому что он не отпускает их рук и снова впадает в полудрему. «Вот так он, наверно, и умрет», — проносится в голове одного из них. «Придется остаться у предков еще на день», — проносится в голове другого. Но тут входит Герд Лиллиан с лекарствами для отца. И пять минут спустя Бог уже в состоянии повернуть голову. И через десять минут он уже улыбается. А четверть часа спустя уже начинает слегка клацать зубами. А через полчаса он отпускает руки сыновей и жестами подкрепляет свои слова: ВЫ… РУ… БИТЕ… ЭТОТ… ЧЕРТОВ… ТЕЛЕК. МНЕ… СТАЛО… ЛУЧШЕ.
«Ну вот, отправляюсь теперь к червям. А они ведь ни черта не соображают. Они для чего созданы? Чтобы копаться в мясе и перерабатывать его в компост и полную бессмыслицу. Полюбуйся-ка на них, сынок, — говорит Бог и протягивает младшенькому книгу. — Белые они совсем. И рождаются без глаз, и все для того, чтоб не видеть, что они жрут. До чего же противные. И вот я теперь к ним отправляюсь», — говорит Бог и трогает нарост на горле. Который теперь уже похож не на обычный мячик для гольфа. А на мячик для гольфа чуть больше, чем положено по правилам.
Читать дальше