Ингер Кристенсен - Книга за книгой

Ты мне очень помогла, сказал он. Мне неловко, что со мной столько хлопот.

Да не переживай, сказала я, нам за тебя платят.

Пока шла в наш дом, все думала, зачем я это сказала. Хотя — чистая правда. Он немецкий солдат, не друг и не родственник, нам просто деньги нужны. Пусть знает.

Утром я проснулась рано и с предвкушением, что меня ждет сегодня что-то приятное. На душе было радостно. Ничего подобного я не испытывала уже несколько лет. Но тут до меня дошло, что радость-то моя яйца выеденного не стоит, всего и делов, что пациент в доме за стенкой, и я расстроилась. Это до чего ж унылая и тоскливая у меня жизнь, что даже появление больного ее скрасило.

Управившись в хлеву, сделав ребятам бутерброды с собой и выставив их в школу, я понесла ему завтрак. Пожелала доброго утра, поставила поднос на столик у кровати и уже собиралась взять вчерашний поднос и уйти, как вспомнила, что опять должна помочь ему с туалетом.

Он, видимо, все понял. Кажется, он раньше меня сообразил, что за мысль меня мучает.

Я наклонилась к нему, подхватила под спину и помогла сесть. Вчера он сам поднялся, но с непомерным усилием. Потом взяла его под руки, и он встал.

Медленно и молча мы пошли.

Можешь приходить, сказал он, когда управился.

Что он не назвал меня по имени, тенью легло на сердце.

На улице в воздухе уже была весна. Западный ветер стих, пришло тепло, снег стаял, остались только бурые пятна в канавах и по северным склонам. Ребята перестали ходить в зимних ботинках, я смазала их жиром и положила на чердак к зимней одежде.

Уход за пациентом быстро стал привычным делом. Мы мало разговаривали в первую неделю, я старалась управиться споро и скоро, пусть знает, что у меня нет на него времени помимо необходимых процедур. Он смотрел, как я вожусь в комнате, часто с улыбкой на губах. Я ему нравлюсь, бывало, думала я, но всякий раз говорила себе, что еще бы, он тут кукует целый день один, конечно, мои визиты для него желанное развлечение. Вечером третьего дня я нагрела в ванной воды и принесла в комнату таз, мочалку, мыло и полотенце.

Тебе надо помыться, сказала я.

Ага, только и сказал он.

Я расстегнула ему пижамную куртку и стянула ее, как я всегда раздевала детей, намочила мочалку и приложила ему к тыльной стороне ладони.

Не горячо?

Нет. Очень хорошо.

Я еще раз опустила мочалку в воду, намылила и стала его мыть. Он закрыл глаза. Мытье меня заранее пугало, и я радовалась, что он на меня не смотрит. Я подняла ему руку, чтобы помыть со всех сторон. Он лежал тихо-тихо. Вытерла грудь полотенцем, сняла с него штаны, вымыла бедра и промежность, вытерла, натянула штаны обратно. И только когда его одела, он открыл глаза.

Спасибо, сказал он, так я чувствую себя гораздо лучше.

Ты скоро сможешь мыться сам, сказала я, выпрямилась, взяла таз, мыло-полотенце и отнесла в ванную.

Но после этого мне захотелось побыть одной. В душе как будто образовалось пространство, которое я хотела от всех оградить.

Пойду пройдусь, сказала я Ивару.

Сейчас? Куда ты в такое время?

Просто прогуляюсь до водопада и назад, сказала я.

Чего это ты?

Захотелось. Потому что весна.

Он уставился на меня. Я развернулась и пошла, во дворе под въездом на сеновал играла ребятня, в тот вечер собралась большая ватага, воздух звенел от возбужденных криков и хохота. Я прошла насквозь весь наш хутор, перелезла через ограду и пошла вдоль реки. Если он заподозрил меня в чем-то нехорошем, это его проблемы, я ничего плохого не делала, говорила я себе. Но мне не хотелось думать об Иваре. И о детях не хотелось, о хозяйстве, деньгах или будущем. Хотелось дышать весной и ни о чем не думать. По сравнению с хутором у реки веяло холодом. Между темными деревьями тут и там белели пятна снега. Предвечерний серый свет казался менее тусклым над горами, чем внизу, где шла я. Скоро птицы вернутся. И ночи будут короче и короче, а потом темноты какое-то время вообще не будет, не считая серо-синей вуали на небе после полуночи.

Я вскарабкалась по горе сбоку от водопада, как в детстве любила, цепляясь за деревца, я знала всю тропу наизусть, и уселась на камне наверху, там, где река собирается в купальню, разбухает и расширяется, прежде чем сверзиться в ущелье.

Мне было очень хорошо.

Спустя неделю с лишним мы впервые поговорили, а не просто обменялись дежурными фразами. Я принесла ему завтрак, а когда собралась уходить, он спросил, очень ли я занята.

Нет, ответила я.

Мне совсем не с кем поговорить. Не присядешь на минутку?