Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

Во-первых, очень далеко ездить в родной клуб – а другие были ей не нужны; а вовторых, для серьёзных нагрузок не хватало здоровья. Она пробовала дома делать несложные движения: год назад они были разминкой, а теперь от них ныла спина, дрожали колени, и сердце билось мелко и часто у самого горла. Олег, единственный за все годы партнёр, обещал вырасти и вернуться по первому звонку – но он с начала сезона занимался в другой студии, с неизвестной Ксении девочкой. Ребята из «Фонтана» поначалу звали назад, но, поняв её состояние, оставили в покое. А у неё до сих пор учащалось дыхание и по-особому блестели глаза – зеркало не соврёт, – когда подходило время тренировки.

Чем ближе к лету, тем хуже получалось не думать о танцах. Воспоминания просачивались – по капле, по какой-нибудь маленькой подробности – и так преломлялись воображением, что любой эпизод из прошлого становился сказочным.

Были сказочные занятия. Четыре вечера в неделю (а пятый – во Дворце Творчества Юных) ребята из клуба «Фонтан» собирались возле актового зала средней школы, одной из многих на Ржевке. В тесном, полутёмном коридоре разувались, на цыпочках проходили в зал с зеркалами, паркетом, громадным двухкассетным «Шарпом» на столе. Крались вдоль завешенных окон, держа в руках кроссовки и сапоги. Тренер, Владимир Викторович Бауэр, взглядом отвечал на приветствия, на ощупь выбирая из коробки нужную музыку.

Ребята поднимались на сцену – там были места для переодевания, разделённые складчатой портьерой. Каждого можно было узнать не глядя, по шороху отодвигаемого занавеса. В зале уже звучали первые аккорды, и протяжный, чуть носовой голос тренера объявлял: «Профессионалы разминаются сами. Начинаем с медленного вальса», – а затем слово брал мистер Энди Уильямс:

Ксения тихо подпевала, спускаясь в зал, и Олег, настоящий рыцарь, протягивал ей руку. Через десять минут они, конечно, поссорятся из-за ерунды, – но Владимир Викторович подойдёт, помирит, объяснит непонятное, и завтра всё повторится: музыка, ступеньки, пробор в тёмных волосах партнёра – до того аккуратных, что так и хочется растрепать. И синхронные движения всех ребят в зеркале – настройка, придуманная тренером: «два, три, ча-чараз!» – повернулись! замерли! И кто-то загорелый с яркими глазами, острыми коленями, в новеньком оранжевом платье: да, это я, будем знакомы…

За время тренировки проходили все десять танцев; под конец уставали, и внимание рассеивалось. Однажды, двигаясь вперёд спиной, Ксения наступила тонким латинским каблуком в ботинок Серёже Галееву – точнёхонько между ногой и кожаной стенкой обуви – и даже не заметила. Они пошли дальше, едва не упали, а потом, расцепившись, потеряли в хохоте остаток мелодии, и Вика, Серёжкина партнёрша, стоя возле сцены, глядела на них косо и нетерпеливо.

После занятия вновь переодевались, и за портьерой у мальчиков кто-то шёпотом повторял вариацию: «спин, пол-левого, телемарк», – другие обсуждали машины, работу, но в общем было тихо; зато у девчонок стоял топот, смех, и Виктория Кирсанова, маленькая бандитка, не успевавшая за тренировку выпустить лишнюю энергию, дёргала и теребила Машу Третьякову, которой тех же двух с половиной часов не хватало, чтобы толком проснуться.

По выходным были сказочные конкурсы – они начинались задолго до того мгновения, как зазвучит музыка и пары выйдут на паркет. Сначала надо было сделать причёску. Макияжем Ксения почти не пользовалась: и по годам рано, и мама советовала не портить красоту. Подвести глаза, тронуть блеском щёки – достаточно; но волосы, тяжёлые, шелковистые, не замечали шпилек и заколок, всё норовили рассыпаться по плечам. Приходилось договариваться с ними, заключать хитроумные союзы – работа на всё утро. «Только повыше сделай, не надо на самом затылке», – просила Ксения. «Не дёргайся… не верти головой! можешь хоть минуту посидеть спокойно!» – отвечала мама или бабушка. Ксения рада была бы не вертеть, но в голове уже звучало танго, и мысленно она повторяла новую связку поз, разученную к новому турниру. Это будет в углу возле сцены, как раз на глазах жюри: «slow… slow… дыхание затаили, ждём до последнего… and quickquick!!» «Ну, не тряси головой! – восклицала мама, что-то поправляла, пшикала из баллончика лаком, и через минуту: – А теперь тряхни! Сильнее, не бойся. Держится? Ну, и ладно. В случае чего, гвоздиком прибьём».

Потом было путешествие в зал на троллейбусе и метро; на плече висел широкий портплед с костюмами, и любой встречный мог сразу понять, куда едет эта нарядная, с сияющим взглядом девочка. Ксения чувствовала неловкость, будто она прозрачная в непроницаемом мире, но в последний год решила: «ну, и ладно, что мне до них!» – и перестала стесняться, глядела даже с вызовом.

Читать дальше