Али Смит - Зима

Она подмигивает Айрис.

— А, еще одна его Шарлотта, — говорит Айрис. — Я не собираюсь никому указывать, что нужно делать. Но на твоем месте, Арти, я бы рассказала людям из твиттера. В смысле заявила бы в организацию. Кто-то выдает себя за тебя.

— Я заявлю, — говорит Арт. — Как раз собирался это сделать.

— Если только ты — это ты, — говорит Айрис, — и если реальный ты не твитит где-то в другом месте. Ладно? Ты — это ты?

— Я — это и правда я, — говорит Арт. — Даже больше, чем мне хочется признавать.

— Я, я, я, — говорит Айрис. — Ваше эгоцентричное поколение только об этом постоянно и твердит. Я напишу об в этом в твиттере — в виде длинного свитка, выходящего у меня изо рта, как на портрете денди, нарисованном сатириком восемнадцатого века. Нет, я хочу сказать: как у президента. Я сделаю это по-президентски. В смысле, как у липового президента, я сделаю это по-липово-президентски.

У Арта сдавливает грудь.

«Она знает», — думает он.

У него сжимается сердце.

«Все знают, что я — липа».

«Это случилось теплым октябрьским вечером три года назад. Как вы уже знаете, если следите за моим блогом, я уже довольно долго собираюсь написать о лужах, и — вуаля! — я наконец готов написать для вас, что сегодня был первый день, когда я решил приступить к их изучению на практике.

Я выехал из города на запад, чтобы посмотреть на лужи в дикой природе, поскольку устал сверх всякой меры от городских луж, которые совсем никогда не напоминают мне о моем детстве или о том, что с ним связано, то есть я сорю в них, а не смотрю в них, если вы понимаете, о чем я, и, признаюсь, это, хотите — верьте, хотите — нет, еще минуту назад было всего лишь опиской, сделанной на клавиатуре, «сорю» вместо «смотрю», но сейчас, по мере приблужения к истине, вершащейся ежесекундно, обретает свое полноправное значение. [NB. Это словечко «приблужение». Еще через минуту оно станет важным.]

Так или иначе, случаю, удаче и судьбе было угодно, чтобы я остался в тот вечер один, пережив грустный и мучительный разрыв с «Э.» — женщиной, с которой я тогда встречался, и впал в глубокую меланхолию, ощущая себя чем-то вроде лодки, оторвавшейся от своего обветшалого причала и несущейся по зловонному пруду во мглистом тумане, и поэтому тем теплым октябрьским вечером я решил посмотреть на какие-нибудь неприрученные лужи, под которыми я подразумеваю не лужи у магазинов в городской обстановке, а лужи, откуда пьют птицы и где они плещут свои пестрые перышки в старинных стихах, написанных людьми, жившими в деревне, а не в урбанизированных стихах о лужах, откуда пьют и где моются урбанизированные птицы.

Далее следует так называемая историческая поэма или поэтическая история об этимологии английского слова puddle, «лужа». Если вас не интересует история слов, можете пропустить следующий абзац. И не говорите, что вас не предупреждали!

Слово puddle происходит от староанглийского pudd , «борозда» или «канава», и его среднеанглийской уменьшительной формы puddle с добавлением уменьшительного суффикса le . В древненемецком было слово Pfudel , которое по-древненемецки означало «лужица воды». Puddle также означает muddle («мешанина») и может еще иметь значение muddler («растяпа»), если верить словарю, который есть у меня, но которого нет в сети, и, полагаю, потому-то мы, вероятно, и ассоциируем лужи с грязью, mud — мешаниной ( muddle ) из земли и воды!

Я выехал из города как можно скорее, иными словами, на максимальной скорости, на которой можно ехать по трассе М25, свернул с дороги на развилке 15 и остановился в деревушке у дороги с двусторонним движением, названия которой не помню, поскольку собирался уделить минутку тому, что затем стерло из памяти все остальные подробности, когда увидел лужу на каменистой тропе, ведущей к широко раскинувшейся лесопарковой зоне, где по-прежнему раздавался гул насекомых и продолжался рост растений, хотя дело было осенью, что можно было определить по тому углу, под которым предметы отбрасывали тени на землю.

Я посмотрел на коричневато-черную жидкость, оставшуюся после выпадения осадков на поверхности тропы, и почувствовал, что мое детство наконец-то стало означать нечто большее, нежели оно означало ранее в тот же день или в любой другой день.

Ведь когда я был маленьким, мне нравилось играть в одну игру — пускать веточки в большой луже, казавшейся мне целым океаном во время летних каникул, в одном месте возле моего дома, где были припаркованы машины. Я встал на краю этой лужи в меркнущем свете проходящего года, да и моих собственных лет — ведь сейчас я гораздо старше, чем был тогда, когда был маленьким мальчиком, — и запустил пару веточек, сломанных с этой целью с ближайшей изгороди. Я смотрел им вслед, пока они плыли по поверхности лужи.