Алексей Сальников - Опосредованно

«Господи, как хорошо, Славка, что ты такой, – не стала врать Лена. – Больше всего боялась, что тебя в жуткую какую-нибудь сторону повернет, с таким-то детством. И из-за меня тоже».

«Я слышал, вы и в Екб успели побанчить тауматропами? – улыбаясь тлеющему табаку, спросил он. – Папа тогда чуть с ума не сошел от радости, что вы не пропали никуда, хотя бы вот так, через новые тексты с вами свидеться. Сам он не хотел вам жизнь портить. А у меня резистентность к чернилам», – признался он с оттенком гордости, будто в этом была его выстраданная заслуга и, как в детстве, посмотрел на Лену исподлобья, оценивая, как она отреагирует. Лена никак не отреагировала, потому что не могла перестать смотреть на Славу и радостно улыбаться при этом.

«Я слышала, папа умер у тебя, – сказала она, с трудом задавив радость на лице. – В новостях говорили местных».

Кажется, легкая улыбка была постоянным выражением лица Славы, потому что он, все так же улыбаясь, исхитрился изобразить должную скорбь.

«Неоднозначная фигура уральского криминального мира. Так, вроде? – сказал он. – Да. Вот уж несчастный человек».

Такси на двадцать минут прервало их беседу, но зато о наркотиках заговорил сам таксист, охотно травя водительские байки про то, как возил наркоманов по закладкам, как в сорокаградусный мороз парень с девушкой в легких курточках и штанишках выпросили саперную лопатку и чуть не час ковырялись в сугробе при проселочной дороге возле Балакино. «Прямо смотрел на них, и сердце кровью обливалось, какие они были несчастные. Но это нормальные еще попались. Бывало, и кинуть пробовали, но я же на маршрутке работал в девяностые, еще тогда вывозил особо буйных на окраину: учил правильно дверь “Газели” закрывать». В монолог шофера встрял телефонный Владимир, любопытствуя, переменилось ли у Лены настроение и куда она теперь, едет ли обратно. Оба – и таксист, и Слава с пассажирского сиденья – благодушно слушали, как Лена поинтересовалась в ответ, все ли в порядке дома, и точно ли дома все в порядке, а потом ее объяснения, что вот вырос у старого ее друга сын, сам друг умер, а она едет теперь в гости к этому сыну, поговорить, повспоминать. Как только разговор закончился, таксист сказал: «А вот у меня тоже друг был…» – и пошел чесать до самого Уралвагонзавода, так что Лена не успела даже заметить, как они проехали дом Петра Сергеевича, чтобы успеть взглянуть – горит ли у него свет в окне, может, что мелькнет еще. Просто со дня похорон мамы он так ни разу и не позвонил, а на звонки Лены не отвечал.

«Чай, кофе, валерьянки?» – спросил Слава уже у себя дома, в трехэтажной или четырехэтажной сталинке (Лена не успела разглядеть, потому как подъехали прямо к крыльцу и быстро зашли, торопясь взбежали по ступеням, точно таксист мог погнаться за ними, продолжая: «А я вот в сталинке жил, и у меня…»). И когда закрыли за собой дверь квартиры, то рассмеялись. «Жена, конечно, бесилась, когда я всю эту встречу планировал, но все же поняла, что нам нужно тут поговорить, – сказал он, заметно суетясь, – отправил всех к ее родителям. Хотел на папину и мамину дачу вас отвезти, но там сейчас не топлено, да и в целом, может, дорога не чищена. Алкоголь? Нормальной еды? Давайте на кухне посидим, как я тогда у вас дома».

Лена не помнила, чтобы Слава сидел у нее на кухне, но прошла туда, откуда раздавался его голос и бряканье торопливо отмываемых тарелок, как минимум двух, потому что там фаянсово что-то звенело друг об друга, но от чая, кофе, алкоголя и еды отказалась.

«Так забавно. Я закурю? – получив разрешение, Слава встал возле окна и принялся стряхивать пепел, сунув вытянутую руку на улицу. – Забавно, да. Когда я вас видел, ну, тогда, вы казались похожи на девочку из “Чужих”, меня это тогда очаровывало до невозможности, даже дыхание перехватывало, такие тоже кудряшки. А сейчас вы больше на Сигурни похожи, если понимаете, о чем я, вообще, говорю. Господи, какие “Чужие”?!.»

Он куда-то потерял пиджак по пути от прихожей до кухни и, волнуясь, трогал зачем-то узел галстука.

«Ну, ты тоже, Слава, изменился слегка».

Он охотно согласился с этими словами.

«Как ты это устроил?» – спросила Лена, не в силах не смотреть на него почти с родительским теплом, которое он чувствовал и продолжал смущаться.

«Немножко пришлось поманипулировать людьми, когда узнал, но в целом все спонтанно получилось на самом деле. Я ведь к вам на страничку заходил, когда узнал, какая у вас новая фамилия, но вы там ничего не пишете почти. Все не решался сунуться в личку. Так думал, сейчас полезу, а она меня, может, и знать не знает, мало ли. Может, для вас это прошлое не в радость, и люди из прошлого – тоже. А потом услышал про эту встречу, там ваша старая фамилия мелькала у Виктории Николаевны, втерся, так сказать, в доверие, сказал, что очень дружны были с вами. И сегодня, пока отвозил своих, уверял, что ничего не будет, что это не старая любовь (хотя отчасти это ложь, конечно, но ведь вы, ведь между нами на самом-то деле, что-то, если и любовь, то не в том понимании, в каком жена это все мне представила), ну, словом, вот так вот все вышло».