Алексей Сальников - Опосредованно

«Я своему тоже, вот на этих словах основываясь, плешь проедаю, – сказала одна из одногруппниц, – хотя он мне говорит, что после сорока уже, когда в командировку отправляешься, тебе уже не нужно ни пьянок, ни женщин, ничего уже не нужно, потому что дома, даже если ты человек не семейный, если никого у тебя нет, все равно от тебя всем что-то нужно, а если семейный, то это ведь постоянное: одному – одно, другому – другое, третьему – третье. Мне что-то надо, соседка скребется, потому что ей лампочку надо поменять, или газ она в духовке зажечь не может, хотя уже почти семьдесят лет на свете прожила, а потом возвращается, а я еще подкалываю этим, и это смешно, да, что я могу ревновать или делать вид, что ревную, и отвечает шуткой на шутку, а сам уже готов в окно выскочить, потому что у собаки внезапно понос, и все бегают с тряпкой за ней, или кот зацепился когтем и заорал, или дочерям что-нибудь нужно, какую-нибудь фигню, и все это происходит минуты за две, вот это все и даже еще что-нибудь может происходить, и это годами длится. Зато вот в момент, когда в гостинице вечером оказываешься, или уже в самолет сел, или в поезд, – ты ничей становишься. И вот это вываливание за скобки, господи, когда ничего тебе уже не нужно, кроме тишины, когда просто можешь пялиться в одну точку, это просто невероятное что-то».

«Скучный у тебя муж, то-то и всего, – сказал Сергей, – а если бы пошел налево, освежил бы отношения, ты бы его не узнала. Нужно иногда пар выпустить». «Сереженька, ну какой у тебя пар?» – спросила Саша. «У меня очень сложная работа и ответственная должность, между прочим, – напомнил Сергей. – Очень большой прессинг со всех сторон. А с женой у меня прекрасные отношения и полное взаимопонимание, она просто закрывает глаза на некоторые вещи, потому что мы оба – взрослые люди». – «А если она тебе?» – спросили его. «Ну, у женщин, вы сами знаете, потребности не так высоки, а я ее полностью удовлетворяю в этом вопросе, не переживайте за нее». «Уберег же бог», – подумала Лена, и возможно, что прими она тауматроп, Сергей бы крутился тут в виде какой-нибудь человекообразной каракатицы, но Лена была под восходящим скаламом, поэтому в ее молчаливом осуждении была некая симпатия, Сергей очень красиво лоснился, выглядел как бесполезная, но приятная вещь: необычная люстра, кресло-мешок, новая фондюшница, черный холодильник, большой обжитой аквариум.

«А если жених твоей дочки вот так начнет гулять?» – продолжали наседать на Сергея, но Лена не в силах была слушать ответ, который тот начал уже высказывать уверенным голосом, и выскользнула на улицу. «Убила бы, – сказала ей там Вика, куря в жадный затяг. – Жаль, тут еще наших парней не хватает. Или мужей надо было все же взять. А то он тут как звезда. Тебе, наверно, особенно тяжко все это слушать. Я в курсе, что у тебя было. Как ты своего, вообще, обратно пустила – непонятно». «Да как-то само получилось», – ответила Лена. «Ты на вино не налегай, а то я твоему сюрпризу пообещала, что ты будешь в кондиции», – сказала Вика. Лена спросила, как у нее дела у самой, Вика охотно рассказала про два своих брака – бывший и длящийся до сих пор. «Вот так вот сначала за папика выскочила за такого же, – сказала она. – И это объяснимо отчасти для меня той. Казалось, что наши-то такие, только с виду серьезные, а тут солидный человек. Отсюда ясно, чего эта солидность стоит. Тоже был такой бодрячок».

Невозможно было долго стоять на холоде, они вернулись, чтобы застать в самом разгаре уже гитарный концерт, Лена вспомнила, как, наткнувшись на интервью местного телеканала, где присутствовали Сергей и ведущий с ромбами, удивлялась, что никто из них двоих не мог назвать Высоцкого Высоцким, оба называли его Владимиром Семеновичем, используя, при проговаривании имени и отчества одну и ту же трепетную интонацию, а про Визбора говорили просто: «Визбор». Но и здесь Лена ощутила внезапную жалость: то, какие Сергей пел песни (а все они были те же, что и раньше), то, как он сказал «А вот теперь нашу», и в ход пошли охота и утки… Было видно, как он цепляется за то время, когда был школьником и студентом, как взбадривает себя прежними песнями, чтобы поддержать иллюзию, что он остался тем самым, и, может, и не осознает этого, и так же, как и остальные прикидывает, что до шестидесяти – семидесяти лет уже гораздо ближе, чем раньше, и расстояние это сокращается довольно быстро, и что любое колотье в левой половине туловища тревожит уже не так, как раньше, а гораздо сильнее. «Интересно, как это у мужчин – воспоминания о том, что было, и уже не отнять, или сожаление о том, чего не будет? Надо у Вовы спросить», – подумала Лена. К авторитету Блока в этом вопросе обращаться было бесполезно, потому что она уже была старше умершего в сорок один год Александра Александровича. «Сергею, наверно, придется особенно тяжело. Ему наверняка уже тяжело, любую слабость принимает за окончательное фиаско».