Елена Блонди - Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

— Я убежище знал. Сразу знал. Я следил тайно. Думал, чего сидит? А сегодня, я Фаню принес. И сделал чучел. Чтоб он ушел, за чучелом. Он и ушел.

— Паш? — с интересом спросила Ника. Пашка зыркнул глазами к началу тропы. Там на песке валялась комком старая истрепанная кофта, бессильно откинув черный капюшон.

— Чего вы ржете? — рассердился Пашка, — ну, да, я сижу и тыц, камушки посыпались. Смотрю, сверху там, на дальней скале маячит. Ну, я и… покрался. Побежал потом. А эта мор… этот твой бэтмен, он старье на палку нацепил.

— Ы-ы-ы, — Ника стиснула коленки, — еще один герой! Следопыт! Покрался. Фу, ну вы черти.

Обратно шли втроем. Пашка тащил на плече конфискованный у Ваграма старый глянцевый плащ, хмурил брови с досадой, но слушая, как Ника пытает мальчика вопросами, время от времени не мог сдержаться и хохотал, сгибаясь длинным телом.

— Ваграм, а почему Фаня? Он же, — Ника бережно покрутила щенка, — мальчик вроде?

— Нафанаил, — важно сказал даритель и, вздохнув, признался, — я думал, эта… ну, девочка. Я мешки таскал у Николы Василича. Он обещал. Чтоб су… девочку дать. Я тогда решил — Фаина. А после всех продал, вот отдал, потому что черный и с пятном. Его не купили.

— Ого, — Пашка перекинул плащ на другую руку, — Так то Василича суки щенок? Лабрадор, Ника. Ну то знатный пес. Теперь тебе никакие кипишоны не страшны.

— Ваш знатный Фаня на меня только что написал!

Вечером на веранде, обкормленный ужином Ваграм пил чай, пылая щеками и отдуваясь. Фотий крутил свою чашку, смеялся, слушая, как Ника и Пашка в лицах рассказывают историю поимки черного Кипишона.

Поставив чашку, подытожил, сурово глядя на компанию светлыми глазами:

— Я так понимаю, никакого покоя мне с вами не будет. Никогда. И помереть спокойно тоже не дадите. Я б тебя, Павел, вздул, как следует, за твои дурацкие планы. И ты хороша, приманка значит. Пока я тут в поте лица, вы маялись фигней.

— Пап, да ладно тебе, — расстроился Пашка, — ну все ж получилось.

— А я и сам хотел, — заявил Ваграм, отодвигая пустую чашку, — я Фаню нес, чтоб сказать.

— Так… — Фотий побарабанил пальцами по пластику стола, — а скажи мне еще, супермен степной, канаву тоже ты копал?

— Ну… я… Я хотел, чтоб хорошо! Дядя Фотья, я же видел — ушла вода, а ты, вы, то есть. Ну, я немножко совсем, там, где родник, и камнем приткнул. И когда ливень, я шел, сделать, как надо! Фотий покачал головой. Ливень. Чудовищные те хляби, когда он бегал по берегу, разыскивая пропавшую Нику. А перед тем уходил ночами, чтоб вырыть для грунтовой воды новое русло. Оказывается, помогал ему этот тощий мальчишка, с торчащими ушами-локаторами. А он обругал Веронику. У нее были совершенно круглые глаза…

— Вы о чем? — Ника смотрела с требовательным интересом, держа на коленях спящего Фаню, гладила толстую вздрагивающую спинку.

— Никуся, смешки-смешками, а герой Ваграм сильно помог нам избавиться от беляшовского дома. Спасибо тебе, ночной копатель. Ника уставила в мужа палец.

— Ты бегал рыть канаву? Черт, а я уже всех дамочек перебрала, все примеряла их. К тебе.

— Ревновала? — Фотий хлопнул рукой по столу и захохотал, — ну, вот же женский ум. Если муж ночью куда исчез, то обязательно в чужую койку?

— Ну, — независимо сказала Ника, — ну… ну, да. А что? А ты не ревнуешь, что ли?

— Ну, вас, — рассердился Пашка и встал, — я спать, завелись, ревнуешь, не ревнуешь… Ваграм, пошли, я тебе халабуду открою, чего шататься по степи ночью.

— Я не ревную, — свысока заявил Фотий, беря пирожок, — я думал, ты ходила канаву копать, для меня!

— Фу, какие вы неромантичные, — расстроилась Ника, — кошмар!

Ваграм, не уходи с Пашей! А скажи лучше, ты для чего это все затеял?

А? Только честно-честно скажи! Мальчик, топчась у стола, замер, опуская голову. Все замолчали, с интересом ожидая ответа. Снаружи пели сверчки и тихо смеялись на верандочках у номеров сонные люди.

— Ладно, — сжалилась Ника, — не хочешь, иди уже.

— Нет, — сипло сказал Ваграм, и поднял лицо, оглядел всех черными глазами, — я скажу. Это такая любов. Выставил перед собой смуглую ладонь, как бы пресекая возражения.

— Да! Любов! Я знаю, что ты женатая, что муж у тебя, но я все равно тебя полюбил! И буду! Фотий, откидываясь на спинку стула, открыл рот. Пашка в дверях кашлянул и задержался. Ника моргнула глазами, в которых вдруг защекотало. Встала, бережно укладывая на теплое сиденье спящего Фаню и тот свесил крошечный толстый хвостик, чмокая во сне. Подошла к Ваграму и, беря его за плечи, расцеловала в горящие щеки.