Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— У меня музыкальная, — расстроенно пискнула Инка Шпала, вертя в руках расческу.

— Кротова, иди в свою музыкальную!

Инка вскочила и понеслась к двери, на ходу продирая расческой цыганские кольца волос.

— Остальные — в зал. Отчетное собрание по итогам ленинского зачета за первую четверть.

Ленка закатила глаза. Рыбка там ждет, и Семки. А она тут.

— Общешкольное, — орала Валечка, перекрикивая подопечных, — тетради с зачетом у всех с собой? Вера Полуэктовна проверит. Сказала — проверит всех! Всех!!! — журнал снова с треском обрушился на стол.

Полуэкт, уныло размышляла Ленка, пихая в дипломат растрепанный учебник с вложенными в него листками — альбомным и революционным, надо же — Полуэкт, а ведь это папу завуча так звали. Интересно, а маленький когда, то был — Полуэктик? Полик? Эктюша?

Повеселев, вытолкалась в коридор и почти побежала, разыскивая глазами подружек, чтоб в актовом зале усесться всем троим вместе. Предвкушая, как расскажет Оле и Викочке про маленького Полуэктика.

Деревянные кресла скрипели, щелкали и с грохотом почти стреляли, когда пацаны, упираясь ногами, раскачивали секцию из четырех кресел, откидывались назад, а после снова ставили скрипучие ножки, как положено.

— Андросов, — с усталой ненавистью шипела в проходе Валечка, прижимая к плоской кримпленовой груди красный журнал, — Анд-ро-сов, я кому…

И вертела тугой завивкой, пересчитывая подопечных. Кресла щелкали снова, ойкали девочки, хохотали и выкрикивали что-то парни.

Ленка устроила под ногами дипломат, поморщилась, как надоел, падает и падает. Откинула голову, слушая, что ей шепчет сидящая позади Олеся. Рыбка ревниво покосилась и, задирая острый подбородок, отвернулась к Семки.

На фоне линялого кумача, драпированного по задней стене, громоздился фанерный президиум, за ним — несколько человек: активисты из школьного совета, физик Кочка, раздраженно поглядывающий на часы, Мартышка с вытянутой черепашьей шеей и блеклыми глазами. И сбоку — директриса, присела с самого краешку, внимательно оглядывая зал.

Вдруг встала, делая жест. Публика неохотно и не сразу смолкла.

— Чем дольше будете орать, — внятно сказала директриса, — тем дольше просидите, а я никуда не тороплюсь.

И снова села, устроив локоть на крашеной фанере. Кочка побарабанил пальцами по столу и снова яростно глянул на часы.

— Водка греется, — щекоча ухо, сказала сзади Олеся. И Ленка фыркнула.

Кто-то заржал в голос, но несколько возмущенных голосов заорали «тихо» и наконец, наступила относительная тишина. Будто дожидаясь ее, в стремительно распахнутую дверь влетела завуч Вера Полуэктовна, притиснув к алой трикотажной груди толстую тетрадь и победно озирая зал выпуклыми голубыми глазами. Торчали в стороны короткие соломенные кудряшки, пылал на круглых щеках персиковый румянец, твердо тупали полные ноги в шнурованных ботиках на толстом каблуке.

Протопотали по старому паркету, прощелкали короткие ступени обок эстрады, гулко пронеслись по дощатому полу, и треснуло, скрипнуло, скрежетнуло — завуч вознесла полную фигуру за кубик трибунки, украшенный нарядным гербом по передней стенке. Кладя тетрадь, оглядела всех ликующим взглядом. И набрала воздуха, так что высокая грудь поднялась еще выше.

— Здравствуйте, молодые хозяева жизни!

Эхо заметалось, не зная, куда деваться.

— Началось, — внятно сказал пригнутый к коленкам Саня Андросов, повернул голову, так чтоб слышали только те, кто сидит рядом, и шепотом пропищал:

— Здрасти здрасти супер-вера!

— Мы собрались! Тут! С вами! — звонко выкрикивала завуч, без перерыва меряя зал глазами, — чтобы снова приникнуть к истокам!.. Зажечь сердца! Ленинскими заветами!.. Наша страна!..

В зале тихонько шептались, девочки, наклонясь, рассматривали разложенный на коленках Стеллочки потрепанный модный каталог. Витя Перебейнос задумчиво жевал бумагу, пристраивал комочек к резинке на пальцах и пулял в передние ряды, целя в стрижки и лохматые волосы. А Вера Полуэктовна продолжала токовать, выпячивая грудь, обтянутую алым трикотажным жакетом, и поводя короткими ручками в скучном пыльном воздухе.

Все к ней уже привыкли, а когда она пришла на работу в школу год назад, слушали и смотрели, раскрывая рты. Никто не мог поверить, что она это всерьез. И до сих пор, похоже, никто и не понял — точно ли не притворяется. Конечно, бывали в школе торжественные собрания, на которых третьеклашки, надуваясь от важности, писклявыми голосами скандировали так называемый монтаж — отрывки помпезных стишков о родине и Ленине, а потом докладчики уныло бубнили о тяжкой доле рабочих в империалистическом мире. Были политинформации, каждый понедельник на первом уроке, и Ленка тоже вставала и отбарабанивала выборку из газетных новостей, о достижениях по пути к коммунизму, и о бастующих мусорщиках Парижа. Но все относились к этому как к тоскливой необходимой повинности. А Вера Полуэктовна отдавалась идеологии страстно и радостно, так что и слушать ее было неловко. Когда прошло первое офигение, и школа попривыкла к новому завучу, ее стали считать просто шумной дурочкой и благожелательно пережидали приступы многоречия. Тем более, что вредной она не была, всю себя в лозунги и выплескивала.