— Значит так, — сказала директриса в ответ на ленкино молчание, вставая и складывая папку, — ты подумай. И скажешь мне, когда напишешь сочинение. Поняла?
— Я могу отказаться? — удивилась Ленка.
Обе, вздрогнув, повернулись — устав ждать, дипломат, наконец, громко свалился плашмя. Директриса пожала плечами, из-под пиджака выперло пышный мохеровый свитер. Она подцепила его снизу, натягивая и поправляя.
— Конечно, можешь.
— Да… Я подумаю, Лидия Петровна.
— Иди.
Ленка медленно пошла к стулу, подняла дипломат и шагнула к двери. Взялась за ручку, все еще ожидая, что крупная женщина с вишневым начесом и толстыми плечами, усаживаясь за стол, скажет еще что-то… Что-то человеческое. Но та, выбрав с полки другую папку, уже раскрыла ее и опустила начес.
— До свидания, — сказала Ленка начесу и вышла. Проскочила мимо Оли Карамели и с облегчением притянула тяжелую дверь.
В полутемном вестибюле висели на длинной стене шестиугольные зеркала, и Ленка пошла вдоль, разглядывая себя и поправляя волосы рукой с зажатым листком. Дипломат оттягивал другую руку. Мимо прошаркала техничка тетя Нила, поднимая к старому лицу запястье с часиками. Сейчас будет звонок, с урока. Забегают под ногами первоклашки, дико оря, на подоконники усядутся старшеклассницы, хихикая и разглядывая себя в зеркалах-сотах. Отклячив задницы, кто-то быстро скатает домашнее задание из выпрошенной у отличника тетрадки. А Ленка должна теперь ходить и думать о том, что мы твои, революция, дети… И это надо расписать на десять тетрадных листов, да еще так, чтоб эта муть победила три десятка таких же по выражению Рыбки «херомантий». А в семь вечера за мостом ее будет ждать Ганя… Высокий, с улыбкой, открывающей крупные зубы, с влажным лбом под светлыми перепутанными волосами. Ленка наденет мини-юбку и курточку до талии, она ее перешила из старой, длинной и мешковатой. И они вдвоем куда-то пойдут, скорее всего, просто гулять, поддавая ногами шуршащие листья, а может быть в кино, сразу на две серии. И пусть идет индийская туфта, какая разница, главное, будут сидеть рядом, в темноте, и он ее снова поцелует.
— Каткова, — сказал в ухо хриплый голос, и Ленка вздрогнула, отступая и поворачиваясь. Эдгарчик Русиков шагнул, преграждая ей выход к лестнице. Зачмокал губами, бегая жирным взглядом по сбитому на шее шарфику. Протягивая руки, зашевелил пальцами, будто доил невидимую корову:
— Пошли, Каток на стадион, а? На кониках покатаю, а, Каток? Пц-пц-пц…
Он согнул колени, продолжая шевелить пальцами, пошел к ней на расставленных ногах, похожий на обезьяну, засунутую в дорогой костюмчик с щегольским галстучком.
— Ебс-ебс-ебс, а, Каток? Уже катаешься на кониках, а Каток?
— Иди ты, — выкрикнула Ленка, толкая его в плечо и вывертываясь, побежала в светлый проем. А в спину заверещал, оглушительно дзынькая, звонок, перекрывая какие-то эдгарчиковы угрозы.
Перед последним уроком к парте подошла Олеся, убирая за уши густые прямые волосы, скомандовала задумчивому Диме Доликову, который на химии сидел вместе с Ленкой:
— Димочка, вали отсюда на мое место. Мне с Каточком посекретничать.
Дима вынул изо рта обкусанную линейку, с обожанием улыбнулся олесиной груди, обтянутой школьным платьем, и, кинув на плечо сумку, удалился.
Олеся села, вытащила из сумки альбом, кинула на парту. Снова поправила волосы — тяжелые и гладкие, они никак не хотели лежать на спине, сваливались на маленькие ушки с сережками-гвоздиками, закрывая щеки и шею.
— Вот, смотри. Это я была в гостях, там девка такая, просто супер у нее. Тут вот на жопе два кармана, а впереди такие маленькие и на них клапаны.
Сорок пять минут, прерываясь на опрос молодой химозы по прозвищу Держиморда — прозванной так за круглейшие огромные щеки, видные даже со спины, они чиркали в альбоме и шептались, не забывая, впрочем, и записывать формулы в общие тетрадки по химии. Держиморда, уныло рассказывая о валентностях, иногда подходила, сперва с упреком сверля девочек глазами, а потом уже с интересом заглядывая через две головы в альбом.
Когда прозвенел звонок, Олеся ушла, оставив Ленке выдранный из альбома лист, а в кабинет вошла Валечка, провела руками по кримпленовым бокам.
— Никто никуда не уходит! Ты меня слышал, Евсеев? Перебейнос, а ну на место, я кому сказала! Тимченко, убери зеркало, тоже мне красавица нашлась. Молчать!
Треснула об стол журналом. Обвела недовольно гудящий класс светлыми глазами.
— Все — в актовый зал! Собрание. Что значит, не буду? А двойка в четверти нужна? По алгебре да. И по поведению тоже!
Читать дальше