— Тьфу на него, еще с четверенек поднимать. Утром сказали, он из номера телевизор выкинул, с балкона.
— Хороший поступок. Все телевизоры всегда нужно выкидывать. С балконов. А что же телефон?
— Так и лежал до утра. Никто за ним в колючки не полез, так что товарищ издатель утром, похмельный, лазил там, кололся и угнетался. Потом винился перед администрацией. За поведение.
— Какая насыщенная культурная жизнь.
— Угу. У библиотекарей. Мы пришли.
Сверху, с дорожки, поляна розария казалась чистым волшебством. Кусты мягко сияли от спрятанных в траве фонариков, сверкали на лепестках капли, отражая свет других, тех, что гирляндами висели в ветках деревьев. Издалека невнятно шумела музыка, слышались крики. А за листвой, где белела балюстрада с пузатыми столбиками, мерно накатывало море, гремело галькой. И стоя перед кустом, усыпанным черными, в золотой патине, крупными цветками, Шанелька думала, нажимая кнопочку уже послушной ей фотокамеры, когда-то вместо фонариков тут чадили факелы, рвали пламя вечерним бризом. А еще раньше — просто костры на берегу. Еще раньше — только звезды. Нас не было, а море было. Мы умрем, оно останется. Такие несложные, такие истинные мысли, они приобретают вес там, где вечность просто существует. Вот всегда так. Стоит морю мерно заговорить, и Шанелька думает о таком. О высоком. И это успокаивает. Бандана Костика уволакивается в далекую даль, становится крошечной, на маленькой голове, посаженной на маленькую фигурку. Да, больно. И грустно. И всяко плохо. Но море мерно говорит о других размерах, других шкалах и единицах, ставя этим все на свои места. Здорово, что они тут с Крис, и молчат, а не слушают ухаживаний, во время которых все вокруг, все вечное — небо в звездах, мерное море, молчаливые горы — все лишь инструмент для завлечения. Ходить, помахивая рукой, указывать на созвездия, декламировать стихи. Пока барышня внимает, раскрывши рот.
— И чего ты хихикаешь? — вполголоса спросила Крис, касаясь пальцами темных лепестков.
— Гром. Вспомнила что-то. Костя Гром.
— Фу на него. Гони отсюда.
— Уже. А давай еще утром придем? Без фонарей посмотреть.
— Да.
Укладываясь, под нескончаемый шум и шаги в коридорах, Шанелька подняла голову, проверяя орла, он смирно сидел в углу, под окном, так же, как в бывшем родном отельчике с фламинго и цаплями.
— Привязывать завтра снова.
— Сирожи помогут, — зевнула Крис, — и Жорики, сказали, всей толпой придут, провожаться. Спи, нам рано вставать.
Шанельке стало сонно и весело. Мальчишки не дали им скучать, валялись рядом на пляже, бегали с ними купаться, от пуза нафотались с орлом, надавав своих адресов в контакте, а после пришли девочки, пловчихи. И тут Шанелька немного поняла повышенный интерес юных аполлонов к постороннему женскому полу, девочки походили на мальчиков, как близнецы, по случайности натянувшие на мускулистую грудь купальные лифчики. С такими же плечами вразворот и с мощными крепкими бедрами. Но оказались девчонки милыми и веселыми, так что остаток дня, как и предрекала Крис, помог Шанельке успешно восстановить подорванный Костиком энергетический баланс. Это даже лучше, думала усталая Шанелька, проваливаясь в сон, чем крутить флирт с Димочкой Фуриозо, переживая — посмотрит или нет, позвонит или погулялся-забыл. Но все равно, устала. Уже хочется туда, на западное побережье, где мало людей, где скалы. И можно бродить, лежать, смотреть на брызги, молчать. Потом медленно возвращаться обратно. Спать.
Сон плавно входил в голову, будто ее голова — море. И он заходит, медленно, постепенно, чтоб окунуться в нее. С головой. В голову — с головой.
Еще там, на скалах, есть тайные тропинки, неровные каменные ступени, к лазурной воде. Каждый следующий шаг превращает тебя в нечто другое, и к прозрачной лазури спускается уже не Шанель, загорелая, с белыми от солнца прядями по плечам. И не нога трогает воду. А — опустилась, вильнула хвостом, уплывая. Чтоб после вернуться, тронуть мокрый камень, выбираясь. И пойти наверх, с каждым осторожным шагом превращаясь обратно в себя.
Это пришла еще одна сказка. Моя. Ее надо написать.
Где же мой молескин, пошутила во сне Шанелька, и, улыбаясь, заснула совсем.
Утром шумная деловитая Лерочка лично проводила столичных журналисток, толкаясь в небольшой толпе Эдиков и Сирожей, по складам продиктовала свой телефон, заглядывая через плечо Крис — удостовериться, что записан правильно. И дамы, с головами, полными криков и смеха, помахали пловцам и рванули дальше, неся на крыше машинки синего орла с простертыми крыльями. Лерочка же и раскрыла загадку гаишников, ведающих о маршруте синей птицы. Это все Ирина, оказывается, она включила их в списки автомобилей большого квеста, как аккредитованных журналистов, и каждый власть исполняющий от Феодосии до Черноморского был в курсе о негабаритном грузе на крыше машины.
Читать дальше