Елена Блонди: Прогулка [СИ]

Круглая алыча осталась за правым плечом, там же, где магазинчик в торце дома, а впереди свешивала до земли ветви, усыпанные узкими блестящими листиками, роскошная ива.

Нужны…

Слово выплыло само и Кира невнимательно прислушалась, не собираясь отвлекаться от ивы. И так всего вокруг полно, что мешает. Интересно, почему прекрасные ивы растут там, где много такого вот — мешающего? Эта стоит обок детской площадки: постоянно детские крики, летает мяч с грязным боком, идет стрельба из пластмассовых пистолетов. Другие, которые Кира держит в памяти, они тоже — или позади толпы парковых лавчонок или же по-над бетонными берегами городской мелкой речки. Как сорняки, только размером почти с цирковой шатер, и еще — прекрасные.

Она прошла под тонкими ветками, подставляя на ходу листочкам затылок и плечи. Так начинают весеннюю жизнь, что и цветов никаких не надо. Зеленый янтарь, солнечный цитрин, теплая прозрачная лимонадная кровь в четких прожилках. И тысячи тысяч узких листов, таких изысканных, будто каждый — главная драгоценность ивы, этой ивы, растущей почти на пустыре.

Я думала «нужны», о чем это?

Кира уже обходила курган посреди автовокзала, и, размышляя о слове, не стала решать, куда она идет или едет. Просто шла, отражаясь в далекой витрине, оттуда навстречу ей шла зеркальная Кира, плывущая очертаниями, и она узнавала себя по одежде. Иногда отражение очень нравилось ей. Когда случалось именно так, оно казалось чужим. Было так странно видеть, как зеркальную незнакомую Киру заслоняют прохожие, она исчезает, вдруг появляется, и после уходит совсем, куда-то в те места, до которых витрине не дотянуться.

На затененной платформе Кира села в маршрутку номер?37. Она стояла ближе других, в ней были свободные места, и в трех минутах от конечной жил старый парк, полный птиц и деревьев. Выбрала, не раздумывая, а голова была занята другим. Два варианта жизни зеркальной Киры, какой из них правильный? В одном Кира уходит все дальше, в неотраженное отражение, то есть садится в маршрутку, едет в ней, отдаляясь от Киры реальной, и выходит на конечной, в таком же парке, где все левое справа, а правое слева. Или же Кира уходит за край зеркала и там у нее совершенно другая жизнь, тайная, которую не угадаешь, не предскажешь, пока не попадешь в зазеркалье сама. Ничего нового. Сколько уже об этом написано и в сказках сказано, да и не в сказках тоже. Кира не претендовала на откровения и открытия. Открытием когда-то для нее стала собственная уверенность в существовании зеркального мира. Уверенность не случилась внезапно, просто в какой-то момент своей жизни Кира осознала, что верила в это всегда. Как и во многое другое. О чем лучше не говорить ни с кем. Если всерьез. Даже с любимой Светкой.

— Двери закройте! — прокричал шофер, все головы качнулись в такт, медленно провернулся за низкими окнами мир, набирая скорость и унося в себе другую маршрутку, в которой еще факт, а не догадка — сидела зеркальная Кира, и вот — исчезла.

…Или говорить с теми, кто поймет. А кто поймет? Если запланированный молодоженами человек появится, то, когда он доживет до солидного пятилетнего возраста, Кира получит собеседника, который не станет смеяться над ее словами. А потом вырастет. И назовет их сказками. Сказки бабушки Киры.

Ехать было очень уютно, в форточку залетал теплый ветер, весь из солнца, и Кира мысленно смеялась, представляя себя в виде сдобной старушки с щеками-яблочками и хитрым взглядом, вроде той, что из детства, распахивала ставенки, начиная фильм-сказку с горынычами и царевнами. Кире как раз было тогда лет пять и яблочную старушку она сильно не любила, сердясь на то, что бабка влезает в реальность сказки, мешая верить в чудесное.

Мысли сложились, когда она осторожно вылезла на остановке, придерживая дверцу — хорошо помнила, как однажды приложилась лбом, споткнувшись на высоких ступенях.

«Нужны», это как раз о словах. Она сказала себе, ей самой слова не нужны, для объяснения чего-то. И поторопилась. Нужны слова. Правда, думать ими она по-прежнему не может, да и не хочет, это так медленно, думать словами. Но если нужно оформить подуманное, то абы какие слова не подходят. Очень резко и сильно ощущается вес слова, его форма, его звучание. Раньше так не было.

Такого не было раньше, поправилась Кира, а вокруг уже стояли, прислушиваясь и млея в тепле, светлые стволы маклюр и черные стволы гледичий. Плиточная дорожка превратилась в тропинку, укрытую (тут Кира помедлила, подыскивая вариант, и сдалась, повторив уже подуманное раньше слово) гущей трав. И светил, как разбрызганное по зелени солнце, огромный куст форзиции, которая расцвела в этом апреле позже обычного, пропустив вперед миндаль, абрикосы и сливы. — «Не иначе проспала»