Но скучно. Я поймала себя на том, что специально задерживаюсь на работе, чтобы домой не идти. Пашке говорю, что задерживаюсь, чтобы больше заработать — у нас зарплата зависит от того, сколько продал. Но я-то правду знаю. Пашка ребенка хочет. А я предохраняться стала втайне от него. Нехорошо, наверное, венчаться, а потом предохраняться… Не по-божески… Но я как представлю, что вот так с ним всю жизнь жить… Всю жизнь! Это же одуреть можно. А с другой стороны: раз венчались, то куда денешься? И вот что теперь делать? Что? В магазин приду — еще туда-сюда: люди там, энергия… Ну, я говорила. А домой ноги не идут. И сама себе противна.
— Чего тебе еще, дура, надо? — саму себя спрашиваю. — Хороший же муж. Не пьет, не изменяет, работает. Чего с жиру-то беситься, как говорится…
А тоска такая… Смотрю на него, бывает, он там… не знаю… картошку на кухне жарит… Он готовит еще хорошо. Ну, это совсем не важно.
И вот смотрю, значит, на него — и удавиться хочется.
У меня критические дни теперь чуть ли не каждую неделю, ну, чтобы реже с ним… Ну, вы понимаете? А он не замечает. Или ему тоже все равно? Не знаю.
И что мне делать в такой ситуации? Куда тоску деть?
Мне очень хотелось что-нибудь срифмовать.
И мысли были, а чувств не было. Чувства создают внутри настроение, ритм. Нет ритма, и мысли организовать невозможно.
Когда хреново, есть три выхода: что-нибудь срифмовать, что-нибудь выпить или с кем-нибудь поговорить.
Если первый отпал, остаются два других.
Подошла официантка Юля.
— У вас все в порядке?
— Нет, — ответил я. — Если бы у меня было все в порядке, я бы тут не сидел.
Тут она задала свой отвратительный вопрос:
— Могу ли чем-нибудь помочь?
Когда женщины задают такой вопрос, они что, правда, не понимают все огромное меню ответов?
— Думаю, да. Присаживайтесь.
Юля улыбнулась. Как ей, наверное, казалось, по-доброму:
— Нам нельзя. Вам хочется с кем-нибудь поговорить?
— Да. Мне хочется с кем-нибудь потрепаться. И вообще, мне говорили, что тут едва ли не клуб общения.
А поговорить не с кем. Какой-то пьяный со своей бабой подсел и все.
Юля неожиданно спросила:
— Который час?
Я показал свои часы.
— Хорошие часы, — снова улыбнулась Юля. — Дорогие. Я попробую вам помочь, но придется немного подождать.
И она исчезла.
Только официантки умеют исчезать, а не уходить.
А мне хотелось говорить.
Не потом, не когда-нибудь, а сейчас.
Я взял телефон.
Та, Которая Не Звонит, — не звонила. И не писала.
Какого черта! Почему я все время должен ждать?
Они умеют молчать лучше, чем мы. Вот в чем их сила.
Мы, мужики, придумали, что они — говорливые, что они любят трепаться, что, бывает, их не остановить.
И не то чтобы это прям совсем не так.
Но они умеют молчать в любви.
Молчать — чтобы мы постоянно думали о них.
Молчать — слегка склонив голову и глядя своими прекрасными глазами так, чтобы этот взгляд можно было трактовать в ста тысячах вариантов.
Молчать — в ответ на какой-нибудь самый главный наш вопрос, слегка улыбаясь: мол, ты же знаешь мой ответ сам, правда, милый? Чтобы мы с ума сходили, разбираясь, правильно мы знаем или нет.
Молчать — в ответ на наш крик, когда нам кажется, что, если не выскажешься, мир рухнет.
Молчать — именно в тот момент, когда мы гипнотизируем телефон.
Молчать — когда послана самая важная эсэмэска в жизни, и ты умрешь, если не получишь ответа.
Молчать — именно в тот момент, когда ты просто нуждаешься в голосе, в том, чтобы именно ее голос разорвал эту давящую тишину.
Молчать — именно в тот момент, когда ты больше всего нуждаешься в ней.
Молчать…
Это великое искусство: не высказываться в любви.
Какого черта!
Я набрал номер.
— Ах! — сказала Та, Которая Не Звонит.
Она прямо так и сказала:
— Ах!
И замолчала.
— Это я, — сообщил я.
— А я знала, что ты позвонишь. Прям чувствовала, не поверишь!
Вот это она зря сказала.
Я, значит, уже который день жду от нее звонка, а она, видишь ли, чувствует, что я позвоню сам.
Нет, надо уметь плевать на тех, кто плюет на тебя.
Мне за пятьдесят. Я — состоявшийся человек. И я не хочу больше иметь дела с теми, кто мне не звонит.
Я глотнул виски. Залпом. Как водку.
И начал орать.
На Ту, Которая Не Звонит, я обрушил гнев, скопившийся на всех женщин мира.
Я не помню слов, которые я говорил. Я не помню мыслей. Я даже чувств не помню.
Это был один сплошной гнев.
Я не говорил: «Ты».
Я орал: «Все вы».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу