Сергей Петросян - Аль-Лат

Результат визита на рынок был сокрушительным для Аллиного бюджета:

Красный «стыдный» купальник из лоскутков — 11 рублей

Полотенце (все-таки без пальмы, а просто голубое с надписью «Pizunda») — 4 рубля

Солнечные очки на пол-лица в красной оправе в тон к купальнику — 3 рубля

От прилавка с пластиковыми тапочками она убежала с протяжным криком: «Не-е-е-т! Босиком похожу!», чем сберегла себе восемь рублей. В автобусе на обратном пути лихорадочно подбивала баланс: «На обратный билет — 42 рубля, за такси „гоп-стоп магазин“ — 4 рубля, купальник — 11, полотенце — 4, очки (будь они неладны — сползают с носа) — 3. На жизнь осталось16 рублей, а отпуск только начался…»

В номере зеркала в полный рост тоже не было. Чтобы оценить обнову, пришлось залезть на стул в ванной комнате — маленькое зеркало над раковиной явно вешал рабочий баскетбольного роста. Вид голой попы с вертикальной красной веревочкой посередине привел ее в замешательство. То есть, она, конечно до этого видела себя в зеркале обнаженной, но красные лоскутки, едва прикрывающие ее грудь и лоно, придавали почти голому телу удивительно порочный вид. «Хорошо, что мама не видит», — только и подумала она.

— Хватит любоваться, — напугала ее вошедшая в ванную Жанна. — Приводи себя в порядок — и на пляж. До ужина еще пару часов поваляемся.

— Да-да, я сейчас причешусь, — заторопилась Алла и стала слезать со стула.

— Ага, — усмехнулась Жанна, — и здесь причесать не забудь.

— Где?

— В… Караганде. У тебя волосы из трусов лезут. Это, конечно, сексуально, но для пляжа в Гаграх — перебор. На — держи, — она протянула Алле пластиковый бритвенный станок.

Оставшись наедине, Алла долго вертела бритву в руках, не зная, как подступиться к себе со столь неожиданной стороны.

— Жанна, — наконец крикнула она, — а ножниц у тебя нет?

— Первый раз, что ли? — Жанна снова появилась на пороге ванной.

Алла растерянно кивнула.

— Ладно — залезай под душ.

После этого последовали короткие команды, как в армии:

— Намылься… ногу на край поставь… не дергайся… кожу натяни… повернись и нагнись… Ну, все — теперь сама. Я — собираться.

Жанна вышла. Воровато оглядываясь на дверь, Алла снова взгромоздилась на стул и посмотрела в зеркало. Такой себя она еще не видела — воспоминания детства не в счет. Потрогав воспаленную кожу, она удивилась необычному ощущению свежести и свободы. Удовлетворенно хмыкнув, стала одеваться.

Идти на пляж прямо в новом купальнике все же не решилась — натянула сверху сарафан.

* * *

Вызов к начальнику училища застал Шакиба врасплох — переодевшись в «гражданку», он собирался успеть на троллейбус до Симферополя. День выдался жаркий и хотелось пройти не торопясь километр до остановки на алуштинской трассе. Палестинцы в училище были, пожалуй, единственными, кому разрешались увольнительные по воскресеньям. Остальные курсанты покидали территорию части только в составе организованных экскурсий. Посмотрел на большие электрические часы на стене казармы — до отправления пятнадцать минут, следующий рейс — через час. Теперь можно не торопиться. Подумав, снова натянул «х/б» — форму, которую выдавали курсантам-палестинцам. Остальные иностранцы ходили в обмундировании своих стран. К начальнику не каждый день вызывают, так что лучше выглядеть так, как надлежит будущему офицеру.

В приемной пришлось подождать минут двадцать. Секретарь Анна Семеновна, внушительных размеров дама, которой боялись все преподаватели и курсанты, коротко бросила:

— Сиди. Вызовут.

И, подхватив поднос с двумя чашками чая, скрылась за дверью, обитой черным дерматином на мягкой подложке. Повертел головой. Портреты каких-то людей в форме на стене и огромное панно с тремя профилями — африканец, монголоид и семит в полевых фуражках, видимо, пытаются прочесть мудреные строки:

Шакиб уже достаточно хорошо понимал по-русски, но смысла этих слов пока постичь не смог. Он успел изучить лежавший на столике журнал «Советский Союз» на арабском, когда телефон на столе грозной секретарши мягко заурчал, и она, выслушав указание из трубки, бровью показала курсанту на черную дверь.

За огромным письменным столом под портретами Горбачева и маршала Жукова никого не было. Хозяин кабинета, полковник Калашник и незнакомый усатый блондин в светлом костюме пили чай за журнальным столиком у окна.