Алексей Иванов - Географ глобус пропил [авт. ред., изд-во Азбука]

— Дядя Витя, я тебя тоже проздравляю.

— Вот, знакомьтесь, — предложил Служкин Колесникову. — Вы еще не встречались, хотя я всем все про всех рассказывал. Вовка, это Саша Рунева. Сашенька, это Вовка, муж Ветки.

Сашенька и Колесников странно переглянулись.

— Ну что? — спросил Служкин. — Метнемся к станкам? — Он царственным жестом указал на стол.

Празднество началось. Пока звучали традиционные тосты — за именинника, за родителей, за жену и дочку, за гостей, — Служкин еще сдерживался в речах и поступках, но затем развернулся во всю прыть. Он исхитрялся быть сразу во всех местах, подливал в каждую рюмку, разговаривал со всеми одновременно и в то же время вроде бы сидел на своем месте, не отлучаясь ни на миг, принимал положенные чествования, однако на нем уже похрустывала подаренная рубашка, рядом с локтем скромно притулилась уже на треть початая бутылка Колесниковых, которую Надя спрятала в холодильник, а в двухтомнике, лежащем на телевизоре, очутилась закладка из конфетного фантика на середине второго тома.

Первым захмелел Колесников. Он рассказывал Сашеньке людоедские истории о своей службе в милиции. Покраснев и расстегнув воротник, он раздвинул посуду в разные стороны и на свободном пространстве стола ладонями изображал различные положения.

— Мы вот тут, в кустах, сидим, а с этой стороны у нас вторая засада. Они приезжают, все на джипах, все шкафы, в коже, со стволами под мышками. Сходятся на разборку. А мы внезапно по мегафону: «Не двигаться! Бросить оружие!» Куприянов своим кричит: «Атас, засада!» — и Залымову пулю в грудь! Ну тут мы…

Сашенька слушала невнимательно, крутила в пальцах рюмку, куда со словами «Где Петрушка, там пирушка!» то и дело подливал вино именинник. Сашенька механически пила и глядела на Будкина, который учил Тату есть колбасу с помощью ножа и вилки. Тата, пыхтя и высоко задирая локотки, неумело мочалила колбасный кружок, а Будкин брал отрезанные кусочки пальцами и клал себе в рот, всякий раз ехидно подмигивая Наде. Надя, смеясь, возмущалась этим хамством и путано поясняла Ветке рецепт нового торта. Ветка карандашом для глаз поспешно записывала рецепт на салфетке и рвала грифелем бумагу. Пользуясь свободой, Шуруп покинул компанию и возле кровати безуспешно усаживал Таточкину куклу на спину Пуджика, что лежал в позе сфинкса и невозмутимо дремал.

— Вовка, кончай Сашеньке уши компостировать!.. — кричал Служкин.

— Я свернул туда, на проселок, а они здесь. Я пистолет достал и на колени положил — от таких всего ждать можно…

— Кто за ляжки, а мы за фляжки, — сказал Служкин, выпивая.

Через некоторое время он выбежал из-за стола, включил магнитофон и начал отплясывать, как павиан в брачный период. Но его пример никого не воспламенил. Тогда Служкин задернул шторы, погасил люстру и переменил кассету. Медляки сыграли свою роль, и теперь никто не остался сидеть. Колесников приклеился к Саше, Будкин облапил Надю, а Служкину досталась Ветка.

— Что-то твой благоверный предпочтение отдает новым знакомым, — прошептал ей Служкин.

— А-а, плевать, фиг с ним, — беспечно отозвалась Ветка, прижимаясь к нему грудью и жарко дыша в ухо. — Нам же лучше, да, Витька? Я сейчас такая пьяная, мне крутой порнухи хочется… Давай его накачаем, чтобы он у вас заночевал, а потом ты пойдешь меня домой проводить, там и оторвемся…

— Женщина — лучший подарок, — ответил Служкин.

В дальнем углу, в темноте, Колесников умело и жадно мял Сашеньку, не переставая бубнить:

— На операцию втроем поехали: я и еще двое, омоновцы…

Когда Служкин повел Надю, Надя сказала, что ему хватит пить.

— Но долго буду тем любезен я народу, — доверительно пояснил ей Служкин, — что чувства добрые я литрой пробуждал…

В доказательство после танца он озорно опрокинул еще рюмку.

Колесников пошел в туалет, и Саша наконец перепала Служкину.

— Витенька, я так рада нашей дружбе, — прошептала она, положив голову Служкину на грудь.

— Это не дружба, — тотчас поправил ее Служкин. — Это несостоявшаяся любовь.

— Помнишь, я тебе говорила, что у меня ухажер появился?.. Ты не думай ничего такого… Ну цветы дарит, гулять зовет, с работы встречает, и все. С ним легко, ни о чем думать не надо, — он дурак. Знаешь, кто это? Это Колесников.

— Ну и ну! — удивился Служкин. — Ай да Виктор Сергеевич, старая толстая сводня!.. Значит, тут все мужики — твои поклонники?

— Одного я терплю, другого люблю, а без третьего жить не могу…