Александр Охотин - Могла быть другая история

Итак, мы с Витькой и Вадимом зашли за Игорем и уже вчетвером отправились в путь. Проходя мимо первого подъезда, мы увидели сидящих на скамеечке около подъезда дядю Ваню, тётю Галю и малыша Данилку. Данилка сидел… и читал книгу.

Мы поздоровались, а Данилка спросил:

— Вы на холмы?

— Да, — сказал Вадик, — на холмы.

— Ладно, идите. Я подойду туда попозже.

— Как это подойдёшь?! — строго сказала тётя Галя. — Мало того, что людей смущаешь своим разумением, так ещё «подойду»! Подрасти сначала, а потом говори «подойду». А то ишь, какой взрослый стал, чуть успев родиться.

Ну, бабушка Данилки и в старой ветви времени была ворчливой и строгой. Вот и теперь тоже. А младенец рассмеялся, да так звонко, будто зазвенели тысячи колокольчиков. Говорит тёте Гале:

— Ба, ты как Пётр Первый.

— При чём тут Пётр Первый?

— А при том. Девятого декабря тысяча семьсот девятого года он издал указ про разумение. Знаешь, какой?

— И знать не хочу.

— А всё-таки послушай: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство».

Ну, мы все чуть не попадали от смеха. И мы, и тётя Галя, и дядя Ваня. Дядя Ваня ещё сказал, что этот указ кое-где до сих пор действует. В общем, посмеялись, но тётя Галя все равно сказала, что указ указом, но пока не подрастёт, один никуда ходить не будет. Данилка на это:

— Ба, а когда подрасту, буду ходить?

— Когда подрастёшь — будешь.

— Даёшь слово?

— Да, даю слово.

— Ладно. Только помни, что ты дала слово. А сейчас вам с дедушкой лучше уйти домой.

— Это ещё почему? — удивился дядя Ваня. А тётя Галя:

— Ишь, чего выдумал. Мы уйдём, а ты нет, значит?

— Ба, деда, тут сейчас такое будет! Сюда идёт Смерть. Она идёт ко мне, чтобы убить. Я не хочу, чтобы вы пострадали.

Немая пауза. Бабушка с дедушкой ничего не поняли. Поняли только мы четверо. В общем, дядя Ваня с тётей Галей сидят, опешившие, и никуда уходить явно не собираются. Тогда младенец со словами «ба, деда, простите, но так надо» спрыгивает со скамейки, вытягивает к бабушке и дедушке свои крохотные ручонки, и какая-то сила уносит тётю Галю и дядю Ваню в подъезд. После этого Данилка говорит нам:

— Друзья, вам тоже лучше уйти. Вы шли на холмы. Идите.

— Но как же… — сказал Вадик, — как ты тут один…

В это время из подъезда выходит пакостница Марья Павловна. Ну, эту злобную тётку ненавидят все, кто её знает. Это потому, что она сама всех ненавидит. Вместе с ней вышел её муж — дворник дядя Федя. Этот пьяница дядя Федя тоже был таким же злобным и отвратительным типом, как Марья Павловна. Выйдя из подъезда, Марьпална — мы её именно так и называли для краткости — увидела стоящего на тротуаре Данилку. Её совсем не удивило, что родившийся неделю назад младенец сам стоит на ногах. Да ей до этого и дела не было, она просто нашла повод позлобствовать:

— Федя, — говорит, — ты глянь, чаво делыють энти Овсянякавы? Саме бог знат где, а дитю одного на уляцы оставяле. Надоть, на ех в палицаю данесть, але вабче в опеку.

— Надо, надо, — согласился с ней дядя Федя, а Данилка им:

— Марьпална, выключи свой динамик. Смотри, как бы на тебя кое-куда не донесли. Думаешь, я не знаю, кто этой зимой расклеивал на дверях записки с угрозами? И ты, Дядяфедясъелмеведя, представь, что с тобой сделает мой дедушка или папа, если я расскажу им, кто каждый день гадит под дверью нашей квартиры.

Видели б вы лица этих двух негодяев. «Марьпална», крестясь, попятилась назад со словами:

— Свят-свят-свят! Изыди отседа анчихрист, сын анчихристов. — Пятясь, она споткнулась о бордюр тротуара и чуть не разбила себе затылок, но Данилка вовремя колдонул. Он протянул в её сторону ручонку, и Марьпалну что-то подхватило и поставило на ноги. Они оба — и дядя Федя, и Марья Павловна — часто оглядываясь, побежали прочь.

Данилка повернулся к нам и сказал, чтобы мы поскорее уходили. Я спросил:

— А ты?

— Я же сказал, что подойду позже.

— Ладно, — сказал Вадик, — мы пойдём.

И мы пошли к озеру, а Данилка остался около подъезда. Мы дошли до начала нашей улицы и только завернули за угол первого дома, как увидели идущую нам навстречу старуху. Ну и рост у неё — просто гигантский. На старухе был чёрный как ночь балахон, в руках — коса. Лица видно не было из-за капюшона, но мы сразу догадались кто это. Да, это была прислужница царя Тартанара Танат Угробелло, которую в народе называли Смерть. Куда и зачем она шла, тоже было ясно.