Сергей Виноградов - Красное и белое

— Появление Фомы нарушает естественно сложившийся баланс — заявил первый Страж — наше безбедное существование под угрозой!

— С его предпринимательской хваткой никакого леса для своих не останется — поддержал второй Страж.

Ещё долго дрожащими голосами перепуганные до смерти стражи перебирали варианты своего собственного спасения. До тех самых пор пока в третий раз не прокукарекал облезлый механический петух на шпиле королевской башни. Наступило утро.

А утром в тронный зал на королевский суд привели Фому. Бряцая тяжёлыми оковами, он ласково, почти по-отцовски, посмотрел на своих тюремщиков, смиренно ожидая их окончательного приговора.

— Учитывая, что вышеозначенный Фома по прозвищу «Кащей» — начал своё выступление первый главный Страж, — вместе с преданной ему командой менеджеров, по нашему личному поручению и участию весьма своевременно освободил лучшие сосновые леса государства от всякой еловой поросли и впредь также активно готов до пня вырубать ненужную обществу древесину, прошу ваше королевское величество назначить указанного господина Фому Кащея пожизненным президентом Королевского общества вольных дровосеков со всеми причитающимися ему привилегиями.

— Ну, что ж, быть по сему! — зевая, видимо, от столь давно привычного поворота событий, произнёс король, тоскливо подумав про себя: «Воистину — мафия бессмертна!».

И, удаляясь восвояси, мимоходом пожал Фоме руку со словами: «желаю успеха». Не заметив даже, как облегчённо вздохнули, в очередной раз, оставшиеся при своих должностях и головах королевские стражи.

Потом ещё долго доходили до престарелого отца слухи, что и в соседнем заморском королевстве с появлением там Фомы вроде всё стало даже лучше: никто лес больше не воровал, потому что всё делалось по закону. А по поводу того, что казна государственная как была, так и оставалась пустой, король тамошний тоже, похоже, особо не возражал…

Глава пятая и последняя

Впрочем, сказка наша не закончится, пока мы не узнаем, а что же стало с другими братьями? Старший сын тоже оказался не промах. Вместо хлипкой бабкиной избушки отстроил ей самый настоящий дворец, причём на четырёх куриных лапах сразу — для большей устойчивости. Чащу волшебную заповедную приватизировал (за услуги свои) и тут же заводик лесопильный отгрохал, дабы лес в той чаще никогда не выводился. Да, не сказал, пожалуй, самое главное — женился. И зовёт теперь свою нежданную удачу: «моя Ягуся». Чего ведь только не сделаешь ради процветания бизнеса!

А Иван так и остался простым Лесничим, как и его отец. При той же зарплате, при тех же проблемах, и, конечно, при тех же государевых слугах и законах. Правда, в народе говорят, что пригласили Ивана на новогодний бал, аж в сам царский дворец. А ещё говорят, что за верную службу царь-батюшка ему Орден пообещал. А к чему ему этот орден? У него и так всё есть: любимая работа, жена-красавица, три сына-богатыря. Все в отца. Вот и выходит, не в деньгах и орденах счастье, а в труде, не покладая рук, и в семье, друг друга любящей. Но это уже совсем другая сказка…

Глава первая. Где-то в сказочном лесу

Далеко-далеко за семью морями среди болот непроходимых и дубрав дремучих жила-была нечисть лесная: Баба-Яга, Кощей Бессмертный, Змей-

Горыныч, Леший, да Кикимора болотная. Не одну сотню лет жили они себе да жили в тиши и спокойствии. Так и состарились.

Ступа бабкина, что трухлявый пень стала — трогать опасно, не то, что летать. А уж добрых молодцев, почитай который век к Яге не заглядывало. Последний и тот умудрился запихнуть бабку в печь — еле выбралась.

Кощей совсем уже зачах от мыслей тревожных о своём бессмертии. Сон и покой навечно потерял. А вот, как прознать про дерево с потаённым кладом — яйцом золотым, где смерть свою от глаз чужих прятал, стоит ли ещё оно или нет, так и не додумался.

Горыныч, хоть он и трёхглавый и за троих сообразительный, наотрез отказался помочь. Оно и неудивительно: три головы прокормить надо, напоить, спать уложить. Так он и ел, пил, спал, пока вовсе летать не разучился. О своём огнедышащем прошлом уже и не вспоминает. Не то, что врагов спалить не смог бы, а соломинку, и ту поджечь стало не под силу.

Только Леший с Кикиморой всё бродят неприкаянно по лесу — ни дома приличного, ни пристанища обычного. Бомжи, да и только. И попугать некого — медведи и те давным-давно разбежались из леса мрачного заповедного.