Виталий Бабич - Шахматный дуэт

В тот же миг его немного затрясло, словно током ударило (позже он догадается, что такая тряска — результат выпадания индивида из алгоритма той Программы).

В следующий миг Христоний, сделавший очередной ход в новой комбинации, оценивал суть всего происходящего со своим оппонентом ( «Сейчас, когда возобновился Турнир, найдёт ли Люциан в себе силы противостоять? Противостоять вновь запустившемуся потоку насилия …» ). В ходе Турнира старец не имел права проникать силой сознания в более тонкие структуры сущности своего оппонента, нежели открытое для созерцания эфирное тело, в котором Люциан, как и сам Христоний, воплотился тут, в Нейтральном пространстве, а также ближайшее к эфирному — астральное (эмоциональное) тело. Доступ к ментальному телу оппонента, где созревали комбинации, был под запретом. Ну, а духовное тело у иерархов темноликих атрофировано.

Когда старец заметил, что эфирное тело Люциана стало трясти, сомнений не было: темноликий пытается идти против потока. Христоний был готов оказать ему свою поддержку, это сейчас не менее важно, чем ситуация на Шахматном поле. Но Люциан должен сам выразить потребность в помощи. И коль уж этого не произошло даже после целой серии ходов, старец понял, что Люциан сопротивляется ещё не совсем осознанно.

В холле железнодорожного вокзала Каролина и Николай Петрович нашли Женьку, прижавшуюся в угол, съёжившуюся, как от холода. Ну чем не напакостивший ребёнок?.. Как-то уж очень контрастно с ней смотрелась вся эта предновогодняя атмосфера, царившая вокруг: ёлки, гирлянды, реклама, акции…

Женька не с первого раза откликнулась на приветствие подруги.

— Я тебя и не сразу узнала, — призналась Каролина. — Ты не заболела?

— Не знаю. У меня болит. Тут.

Она указала рукой на сердце и тоже призналась:

— Никогда раньше не ощущала такую боль.

— Эта боль бывает и очень целебной, — заметил Петрович.

— Всё будет хорошо, Женечка!

Каролина подошла к подруге, обняла её и сказала ещё более спокойным, даже убаюкивающим, голосом:

— Всё, что с тобой произошло тут, в Минске, ты попробуй оценивать с пользой для себя: как самый большой урок в своей жизни.

Женька молча покачала головой. Каролина покачала саму Женьку, как младенца, и сообщила:

— В Москве тебя встретит наша Маша. Она до тебя дозвонилась? Номер поезда и время его прибытия ты ей сказала?

Женька кивнула головой, тяжело вздохнула. И вдруг резким движением опрокинула голову на руки, говоря быстро и навзрыд:

— Кому я нужна? Кому я такая нужна? Как всё было глупо. Глупо. Всё ведь могло, могло быть по-другому…

— Всё и будет по-другому, Женечка. Обязательно будет! — пыталась успокоить её Каролина.

— А если бы у меня не было вас: тебя, Мамы Марии… Что, что бы я делала сейчас?..

— Слава Богу, мы были с тобой, есть и будем!

— Слава Богу! — повторила Женька и заметила, что впервые в жизни произнесла эту фразу: «Слава Богу!».

Слёзы, лившиеся из её глаз, стали обильнее…

От обиды Алик был готов крушить всё вокруг.

«Пока, Саидик, пока!» — этот флирт Аллочки всё-таки засел в его сердце ядовитой стрелой.

«Может, это её родственничек, типа брат двоюродный?» — смог прошептать еле дышащий голос разума.

«Поговорить с ней по душам?» — на мгновенье задумался Алик.

Но его стало захлёстывать — огромная волна гордости заслонила горизонт. И он не смог ей противостоять:

«Буду дальше за ней следить. Тогда я обнаружу факты. Факты!.. А её словам и обещаниям я всё равно не поверю».

С этим решением он после безаппетитного обеда отправился в свою палату — на тихий час. Но вскоре понял, что не только подремать, но даже полежать в постели не сможет. Пока не закончилась её смена, он готов вынюхивать, высматривать, выслеживать…

Высматривать-подсматривать за постом медсестры ему было очень удобно из-за приоткрытой двери своей палаты. Правда, Аллочка, сегодня дежурила на дальнем посту. Но на этот пост заходила частенько. Вот она снова появилась тут.

Изучая её с головы до ног, словно видя впервые, Алик размышлял о несправедливости житейской. Мол, будь ты хоть трижды крутым, но пока находишься в больнице, для таких вот Аллочек всё равно остаёшься БОЛЬНЫМ. Остаёшься объектом их работы — пациентом. И любой видный мужчина вне этих стен — НЕбольной — даст тебе фору…

Вот она пошла в сторону его палаты. Алик отскочил от двери («Неужели не зайдёт меня проведать?..»).

Не зашла. Прошла мимо, разговаривая по мобильнику.