Виталий Бабич - Шахматный дуэт

Он решил продолжать держать ухо востро и не показывать вида, что подозревает её. А скоро, может даже уже и сегодня, она сама себя выдаст — ещё похлеще… С таким настроем Алик отправился в своё отделение.

«Обед скоро… Аппетита ещё нет… Надо продолжать наблюдение… Интересно, сама она ко мне подкатит?..»

Машина подкатила к подъезду. Олег припарковался. И Виктор поспешил подняться в их временное жилище, где мог, наконец, продолжить работу над портретом Светалины, повышение степени готовности которого (художник ощущал это подсознательно) соответствовало повышению сил — и духовных, и физических — каждого из них обоих.

Виктор работал так сосредоточенно, так вдохновенно, что Олег быстро подметил:

— Теперь, Витюш, я понимаю, каким может быть художник после голодовки — творческой.

Витюш только улыбнулся в ответ и снова погрузился в свои многочисленные штрихи к портрету.

— Кстати, про голод, — переключился Олег от возвышенного к земному. — А давай-ка я позабочусь, чтобы накормить нас обоих.

Он ушёл на кухню, а через минут тридцать вернулся из… супермаркета. Как друг туда уходил, Виктор не заметил.

Когда Олег покупал продукты, он обратил внимание на один из атрибутов встречи Нового года — шампанское. Своевременная покупка этого чудо-напитка — его слабое место. Поэтому первый порыв был — купить, не откладывая. Но в этот миг…

В этот миг он вспомнил, как недавно под хмельком разболтал прессе о намерениях друга…

— Вот видишь, Олег, вино хлебать да языком трепать — к добру не приведёт. И если для друга Виктора Алмазова это ещё как-то сносно, то для арт-менеджера — недопустимо. Понял?

Олег всё прекрасно понял. Как же не понять конкретное предупреждение.

Вино хлебать да языком трепать — хорошо сказал друг. По-народному. А по-христиански это — чревоугодие и празднословие. Два человеческих греха… О семи смертных грехах рассказывал Олегу-подростка его дядя-священник. И задумался племянник всерьёз об их сути лишь теперь, через двенадцать лет, когда выдал сокровенное в душе друга своего.

В тот день и дал Олег себе клятву держать тело в трезвости, а язык — за зубами. Да только бы теперь не совершить другой грех — клятвопреступление.

И вот уже в Минске, каждый раз видя, как нелегко даётся Виктору вся эта конспирация (от которой уже пользы, как от дыма огня), Олег тоньше осознавал свою вину, укрепляясь в клятве.

Вспомнив свою клятву, Олег ощутил отвращение даже к шампанскому. Даже к шампанскому на Новый год.

«Главный новогодний атрибут — это праздничное настроение. Настроение, в котором греется надежда на самое новое, самое лучшее , более живое, более чистое , — размышлял он, выходя из супермаркета. — Да и других атрибутов хватает: ёлка разнарядная, мандарины ароматные…»

А ещё Олег отметил одну деталь: в последнее время они с Виктором особо не задумываются о конспирации. Слава Богу, папарацци не беспокоят.

«Похоже, наша съёмная квартира осталась для них засекреченной… Может, это стало возможным и благодаря тому, что я перестроился — изменил, вернее, обновил, свой образ мыслей, образ жизни?!»

И тогда он задумался о судьбе своего брата.

«Найдутся ли у Никиты силы для подобного обновления?.. Вряд ли…»

7

«Для восходящего нет непосильных испытаний, а источник, который питает его силы, может быть воистину неиссякаемым» .

Люциан снова повторил для себя эту фразу, которую совсем ещё недавно изрёк Ангеллион вслед исчезающему Гаунгру.

Турнир продолжался. И Люциан помнил, что партия будет доведена до конца, в каком состоянии лично он сам не оказался бы. И Люциан видел, что его состояние с каждым новым ходом всё сильнее влияет на исход партии. Он ощущал, как после прошедшей паузы вновь заработал тот самый, невидимый даже в Нейтральном пространстве, механизм, который его, Люциана, подхватывает, словно пушинку, и вращает, вращает…

Вращает, создавая какой-то хаотичный ток. И когда Люциан, не зная, как ему противостоять, поддавался этому накалу, ток-поток усиливался.

А теперь Люциану, зрившему глубже двойственность своего существа, стало сложнее не сопротивляться этому потоку. Потоку, который работает даже вне досягаемости Гаунгра.

«Стоп! — задумался Люциан. — А почему работает этот механизм агрессии?.. Он словно заведён автоматически… Он точно заведён автоматически… Автоматически — благодаря какой-то Программе…»