Виталий Бабич - Шахматный дуэт

Петрович открывает рот, чтобы крикнуть Каролине: «Защищайся портретом!» Но видит, что она ( «Слава тебе, Господи!» ) уже направляет рисунок в сторону нападающего (в его руке — пистолет с глушителем), подняв портрет перед собой. И… В глазах Петровича отражаются две вспышки-молнии: одна очень большая и яркая, другая меньше по яркости и размерам. Осветив лица всех четверых, они пронзают сердце и мозг нападавшего. Он вздрагивает, как от удара током, и падает на землю…

14

Христоний видел три вспышки света. Самая большая и яркая — для временной нейтрализации физического тела Чёрного Короля, средняя по яркости и размерам — для блокировки тела эфирного, самая маломощная — для ограждения воздействий со стороны астрального тела. Они пронзили три чакры: сердечную, в центре лба и над головой.

На Зеркале Мира душа-огонёк Чёрного Короля мгновенно превратилась в серую точку, а Нейтральное пространство замигало бледно-жёлтым цветом.

Христоний перевёл всё своё внимание на Люциана. Оппонент был в состоянии шока, словно его самого поразили эти невесть откуда взявшиеся вспышки-молнии.

Люциан видел только две вспышки. Когда Чёрный Король, поражённый ими, упал, темноликий ощутил резкую боль в своём эфирном теле. А когда ему стало легче, Люциан вспыхнул в порыве ярости:

— Шах. Нам второй шах… Вот, черти!..

Чертями он обозвал всех — Никиту Быстрова, Аллахсу (он узнал её в Зеркале Мира) и даже Хозяина. А ещё — себя самого. Люциан представил, какое наказание теперь может ожидать Аллахсу-неудачницу, и его передёрнуло…

Комбинация оказалась не только не выигрышной, но и поставившей под очень серьёзную угрозу положение темноликих. К тому же в нокауте оказалась и Чёрная Королева. Правда, она уже приходит в сознание. Да и предыдущая комбинация — с похищением портрета — сыграла против самих же темноликих. Портрет, оказавшийся в руках у Белой Королевы, погубил Аллахсу…

В общем, Люциан переключился на самобичевание. Зачем он был весь в азарте, в этой ненасытной жажде победы любой ценой? Надо было не терять бдительности, внимательнее наблюдать за Христонием. Что-то уж слишком спокойным был старец в моменты самых важных ходов комбинации. Наверное, знал про эту ловушку-защиту…

«Почему я, болван, не использую возможность блокировки Нейтрального пространства для того, чтобы без опасений поговорить с Христонием о сокровенном? О силе светоносной, о Божественных энергиях… Другой такой возможности уже может больше никогда не быть. Никогда…»

Гаунгр, в отличие от Люциана, продолжал гореть в порыве ярости, в лавине гнева. И в тот же миг импульсы боли ощутили все иерархи Тёмного Братства, включая Люциана в Нейтральном пространстве. Они были похожи на электроприборы в ситуации непрекращающихся перебоев с питанием. Их трясло да подёргивало. А от них по цепочке энергетический сбой передавался всем другим темноликим — вплоть до обычных людей на Земле…

Чувствуя в этом угрозу для всего Братства, Гаунгр взял под контроль свой гнев и тут же ощутил колоссальную потерю сил. Он переключил всё внимание на Аллахсу, которая уже покинула безжизненное тело Чёрного Короля.

— Где она? — взревел Гаунгр и, обернувшись в один из своих мерзких образов — в двуглавого буйвола, ринулся в астральные слои Братства.

А вскоре он уже восполнил утрату сил, разорвав в клочья провинившуюся Аллахсу. Но её монаду — эту богосотворённую основу любого сознательного существа — он, Гаунгр Многоликий, бессилен даже поколебать взором. Зато шельт Аллахсы — то самое изначальное «Я» — он низвергнет на долгие страдания. Страдания, энергиями которых — этим главным кормом темноликих, называемым гаввахом, — Хозяин будет восполнять свои силы и в дальнейшем.

И ему совсем не важно, что, в целом, Аллахса сработала как опытный агент — ловко, быстро, эффектно. Не важно, что нет её вины в том, что случилось. Она сама напросилась на роль Короля. И Аллахса (кто-то ведь должен был понести наказание) оказалась крайней…

Зельвес, лишившийся своей лучшей ученицы, упрекнул Хозяина в расточительности. Сверхпреданную и мегонаходчивую Аллахсу можно было ещё использовать и использовать в Турнире и на других фронтах Братства. Но, не желая оказаться на месте Аллахсы, дальше одиночного упрёка Зельвес не пошёл. Он переключил внимание на своих подопечных Пешек, застывших на Шахматном поле в ожидании признаков жизни со стороны Короля и Королевы.

А на Земле — в белорусской столице — в это время стрелки часов перешли за полночь. Начали отсчёт новые сутки.