Николай Кожевников - Прошлое для будущего

Всю оперативную работу в районе вел ст. диспетчер Тум, чернявый энергичный распорядитель, говорун.

В состав района входило 2 участка: 2-й с начальником участка Федором Васильевичем Козловским, также выпускником — торфяником 1949 г., успевшим поработать на строительстве Цимлянской ГЭС и получивший погоны младшего лейтенанта МВД, высокий и самоуверенный парень, не очень считавшийся с начальством, и 5-й участок, руководимый инженером Князькиным, тихим, исполнительным, и инженером Герасимчуком, капитаном, украинцем.

Из инженерного персонала мне запомнился молодой и очень грамотный инженер Петр Золотов, позднее уехавший на строительство моста в Омск, прораб Фалалеев, инженеры геодезисты Жора Темников, Николай Васильев, оба из Ростовкой мореходки. Это были все молодые, честные и энергичные специалисты, работавшие с полной отдачей на строительстве. Мне приятно их вспомнить.

Прежде всего, чтобы работать, мне нужно было где-то жить и питаться. В Жигулевске проживали работники гидромеханизации, но общежития там не было, в качестве общежития использовались две однодечные (одноэтажные) деревянные брандвахты, плавучие баржи с коридорной системой и маленькими каютами на два места, по площади сопоставимой с вагонным купе. Брандвахты стояли у берега Телячьего острова в карьере земснарядов, но свободных кают и там не было.

Мне предложили комнату в землянке бывшего лагеря охраны на Телячьем острове, кроме меня там проживали студенты-практиканты из МИСИ. Преимуществом землянки было сохранение в ней тепла от печки с дровяным отоплением, что было важно, так как всю зиму 1952 г. стояли морозы до

— 30 0 С. Рядом в другой землянке была столовая. На работу в контору на правый берег нужно было ходить пешком через Волгу, этот маршрут составлял около 3 км. Столовая была очень плохая и грязная, утром я завтракать не успевал и ограничивался чаем с хлебом.

В землянке стоял ядовитый плесневелый туман от сырости, когда я через 2 недели открыл свой чемодан, оказалось, что всё бельё покрылось плесенью. В таких условиях жить было невозможно, тем более что весной землянки затапливались талой водой.

Я переговорил с В. И. Ющенко, он помог и поселил меня в свою каюту на землечерпалке «Пятилетка», стоявшую в то время в охраняемой зоне котлована. С Виктором Ивановичем я прожил в довольно комфортных условиях около месяца.

Потом меня переселили на брандвахту, где я жил в одной каюте вместе с электриком Геннадием Курносовым, бывшим ЗК со строительства Цимлянской ГЭС. На брандвахте было холодно при морозах, отапливались мы электролампой мощностью 1 кВт, помещённой в ведро. Такого устройства я нигде не встречал.

Курносов хорошо усвоил законы лагеря, был весьма развязанным молодым смелым парнем. Судьба связала меня с ним по совместной работе вплоть до 1993 года, до моего выхода на пенсию, последние годы он работал и жил в Шатуре, работая в Московском СУ гидромеханизации.

В 80-е годы, когда я работал в Московском СУ начальником, Курносов руководил проводкой 2 земснарядов типа 300—40 из бассейна Волги на строительство Печорской ГЭС северным морским путём, что было чрезвычайно опасно, но эту операцию он провел блестяще. Проводка речных земснарядов водоизмещением 112 тн Белым и Баренцевым морями в сентябре по своей дерзости была неповторимой.

Весной 1952 г. брандвахты перевели на правый берег к верховой перемычке котлована ГЭС, на этой же брандвахте проживали А. В. Родионов и М. С. Триандафилов с супругой Мариной. В памяти остался эпизод, как Марина в первый день по приезду к Марселену на брандвахте впервые варила манную кашу, засыпав крупу в холодную воду. Получился несъедобный «кулич». Молодые мы были и неопытные.

Но вопрос питания стоял остро. В столовую Жигулевска с брандвахты нужно было идти около часа, а, главное, чтобы покушать нужно было отстоять и отсидеть в очереди не менее 2 часов. У столовой столько же времени стояли в рабочее время автосамосвалы. В магазине ничего съедобного кроме хлеба и сахара по существу не было. Были, правда, консервы — крабы, которых я наелся в Жигулёвске и Комсомольске на всю оставшуюся жизнь. Казалось бы, должна была быть на Волге свежая рыба, но выше Жигулёвска у правого берега добывали нефть, которая покрывала поверхность воды радужной плёнкой. Рыба пахла керосином, купаться у брандвахты также было невозможно, нефтяная плёнка совершенно не отмывалась даже с мылом.

Поражала такая же неустроенность быта, как и на строительстве Цимлянской ГЭС. Впоследствии, в 1980—90 г. мне приходилось встречаться с еще более безобразным бытом на стройках в районе Севера, Западной Сибири, Дальнего Востока. С 30-х годов индустриализации страны (Магнитка, Днепрогэс) ничего не изменилось в быте «строителей коммунизма». Всё как в «Котловане» Платонова.