Екатерина Кармазина - Время года — зима

— Тебе не о чем переживать. Слышишь? Все нормально. Совершенно точно говорю. Знаешь, я здесь давно работаю, много всего вижу.

— Ну да, наверное, — Тома еще отпила чаю.

— Уверяю тебя, ничего плохого я о тебе не думаю.

Тишину нарушило чирканье спички. Нина Дмитриевна открыла форточку и поставила на стол пепельницу.

— Может, накинешь куртку? Замерзнешь.

— Мне не холодно.

В семье Тамары курила только Анна, когда работала. Это было неотъемлемой частью ее творческого процесса. Так она концентрировалась, думала. Так зарождался замысел. После выкуренной сигареты она была полна идей и приступала к работе с новой энергией. Нина Дмитриевна курила так же, затягивалась глубоко и погружалась в свои мысли, курила медленно, пепел сбрасывала точным и уверенным движением указательного пальца.

Девочка уже пробовала курить, но ей не понравилось. Да и родители этого точно не одобрили бы. Сами они были некурящие. Только однажды на семейном празднике она видела, как по настоянию своего друга закурил папа, неумело, не затягиваясь. Больше это не повторялось. Мама за таким занятием никогда замечена не была. И пробовала ли она курить когда-либо, Тома этого не знала. Скорее всего, что нет. Времена были другие, девушкам было не положено.

В нынешнее же время курили все: и девушки и парни. Курили и многие из одноклассников Тамары, с которыми она дружила. Для этого у них было специальное место на улице, за мастерскими, — «курилка». Тома тоже бегала туда на перемене, просто стояла за компанию.

Парень Томы, Сеня, тоже курил. Он был во всех отношениях взрослый и пришел к ним из другой компании ребят постарше. Тамара постоянно дышала дымом его сигарет, а когда они целовались, она чувствовала привкус табака. Все парни «стреляли» сигареты друг у друга или у прохожих. На пачку денег никогда не хватало, поэтому если покупали, то поштучно. Но у Арсения всегда были свои. Он учился уже не в школе, а в техникуме, иногда подрабатывал, и у него имелись карманные деньги.

Как-то раз, когда вся их компания была в сборе и сидела на веранде детского сада, к ним подошла девица. Она была знакома только с Сеней. Тома часто видела ее, жила она в общежитии напротив, но никогда раньше не подходила к ним. Голос у нее оказался сиплый, прокуренный, а словарный запас, как у Эллочки-людоедки, сводился к минимуму. Матерные слова преобладали. Маму девица называла «матушка», но без намека на ласковое почтительное отношение к ней. Сказала, что «матушка» послала ее за папиросами. «Хорошо, что не за водкой», — промелькнуло у Томы. Наверняка бывало и такое. И вот девица достала пачку, распечатала ее и закурила. Курила она, как заправский мужик. И смотреть, и слушать ее было противно. Затягивалась она так долго и так глубоко, что у Тамары перехватывало дыхание, настолько она была впечатлительной. Тем же вечером сломя голову она бросилась домой и по совершенно непонятной для мамы причине начала умолять ее никогда не курить. Несмотря на все уверения Елены Александровны, так звали ее маму, Тома требовала дать ей честное слово, и та ей его дала, лишь бы дочь успокоилась.

На этот раз все было иначе. Девочке нравилось то, что она видела. Затаив дыхание Тома следила за грациозными движениями Нины Дмитриевны. Она то подносила сигарету к губам, то отнимала. На вдохе становилась задумчива, на выдохе решительна. Тома сидела молча и боялась пошевелиться, как будто все это могло исчезнуть. Тишину нарушил стук в дверь. В дверном проеме показалась дежурная. Тамара сразу же поднялась.

— Можешь подождать здесь, если хочешь.

— Не буду вас задерживать, я и так… простите.

В спешке Тамара надевала куртку.

— Застегивайся.

Звякнула связка ключей, и Нина Дмитриевна открыла дверь, которая находилась сразу возле ее комнаты. Это был служебный вход. Со двора хлынул морозный воздух. Нина Дмитриевна, стоя в одном халате, не спешила уходить.

— Иди, я постою, пока ты выйдешь на дорогу.

— Что вы, не нужно, я дойду, я и не в такое время ходила, — пятилась Тома. Ей не хотелось поворачиваться к Нине Дмитриевне спиной.

— Да я понимаю, — кивнула Нина Дмитриевна, но продолжала стоять, — иди, я жду.

— А я могу как-нибудь увидеть вас еще?

— Я дежурю сутки через трое. Приходи, когда пожелаешь.

Тома восторжествовала. Чтобы не держать больше Нину Дмитриевну на морозе, она побежала к дороге. На душе у нее было так легко и радостно, что она и не заметила, как добралась домой.