Екатерина Кармазина - Время года — зима

Клим разливал по рюмкам водку. Все уселись за стол. Пить водку Томе совершенно не хотелось. На столе стояло и вино и мартини. Но все советовали для согрева выпить водки. Галя уже успела опрокинуть стопочку. Пересилив себя, Тома проглотила эту прозрачную жидкость, только чтобы от нее отстали. Аппетит от этого не пропал, и, чтобы быстрее избавиться от неприятного вкуса, Тома проглотила кусок колбасы. Горячительный напиток разлился по телу, озноб исчез. Дима наполнил ее и свою тарелки.

В разговорах и шутках Тома участия не принимала. Она перестала их слушать и слышать. Все слова и смех долетали до нее в виде звука, но не смысла. Перестало ощущаться время. Его границы размылись, стерлись. Она о нем позабыла. За часом пролетал час, Тому все больше клонило в сон. Голова кружилась, и хотелось прилечь. Но она держалась, из-за стола не вставала, сидела вместе со всеми. На столе еще оставалось обилие закусок и пиво. Дима пил и, казалось, не пьянел. Он к Тамаре не приставал, и она была этому рада. Этим он ей и нравился. Отшивать непрошеных ухажеров так же быстро и ловко, как Галка, она не умела. У нее на это уходило масса времени, сил и энергии. Внезапно обрушившееся на нее внимание молодых людей угнетало. Этого она и остерегалась, но Дима ухаживал за ней по-братски и был занят другим — выпивал.

Тренажерный зал был открыт, в нем горел свет. Туда отправились две девицы из кафе и оставались там все время. Стали отлучаться парни, по очереди. Вскоре они возвращались и продолжали застолье. Отлучался и Дима, один раз. В ответ на вопрос, он только что-то буркнул, опустошил полкружки пива и закурил.

Клим с Галкой примостились на диванчике. В единственном кресле с запрокинутой назад головой уже крепко спал Андрей. На деревянной скамейке в раздевалке клевал носом Дима. Рустем и Инга давно уехали. После тренажерного зала девицы так и не появились. Кругом стояли пустые бутылки. На столе валялись огрызки и окурки, они были повсюду. Томка снова замерзла, у нее разболелась голова, она искала место, где можно было бы прилечь. Наконец ей удалось отыскать свою куртку, накинув ее на себя, она осталась сидеть на стуле. Спать она не собиралась. Уснуть вот так у нее все равно не вышло бы. Ужасно хотелось домой, в кровать. В периоды пробуждения Дима звал Тому к себе. Он был совершенно пьян.

Светало. Тома так и не сомкнула глаз. Часы на руке спящего Димы, к которому она подошла, показывали семь утра. Пришла уборщица и, гремя пустыми бутылками, начала собирать мусор. Тома решила разбудить Галю. Это оказалось непросто.

Девушка была рада оказаться на улице. После прокуренного помещения и бессонной ночи свежий воздух кружил голову. В свете дня Тома смотрела на своих новых знакомых и как будто видела их впервые. Все были бледные, как вампиры. Вчерашний лоск парней сменился усталостью помятостью. Чего нельзя было сказать о Гале. Она была, как всегда, бодра и энергична. Растрепанный, с выросшей за ночь щетиной Дима получил от Томы поцелуй на прощание. Ей хотелось как можно скорее покинуть компанию и отправиться в более привычный для нее мир — в школу. Ей даже показалось, что она соскучилась по своим одноклассникам, чего раньше никогда не бывало, даже после продолжительных летних каникул.

Занятиями в школе Тамара себя по-прежнему не утруждала. Но выходные любила как человек, который на протяжении недели тяжко трудился.

Накануне своего шестнадцатилетия, в пятницу, девочка объявила маме, что беременна. На самом деле, так это или нет, она наверняка не знала. Уже целую неделю неприятные ощущения и нехорошие мысли не давали ей покоя, отвлекая от дел житейских. В силу своей чрезмерной стеснительности она ни с кем не могла об этом говорить. Единственным человеком, которого она посвящала во все свои дела и тайны, была мама. Ей она рассказывала все. Но на этот раз ей не хотелось говорить даже с мамой. Она не знала, с чего начать и что вообще говорить, если и сама не понимала, что с ней происходит. Уже заранее ей было неловко. Но беспокойство нарастало, и к концу недели она сдалась. Девочка собралась с духом и позвала маму к себе в комнату.

Услышанным Елена Александровна была крайне встревожена и даже напугана, но виду не подала. Первым делом она принялась успокаивать дочь. Было ясно, что ничего не ясно. Очень осторожно она начала расспрашивать Тамару, задавала уточняющие вопросы, но ни на один из них вразумительного ответа так и не получила. Девочка была бы и рада ответить, но настолько во всем этом не разбиралась, что только молча отводила взгляд.