Он звонит иногда на работу. Иногда я ищу встречи с ним. Он живёт рядом – две автобусные остановки. Он любит поговорить. О жизни говорим, о философии, о литературе – это ещё те беседы… «Как жена?» – «Ничего, тебе привет». – «Спасибо, и ей такой же». – «Спасибо». Его жена – ещё та жена. Наши жёны – пушки заряжёны. Его любимая фраза: «Всё чудесно!» Всё чудесно. Ночь. Я сижу и злюсь над чистым листом бумаги. Я неискренен и честолюбив. Я? Нет, мои дорогие, вы и представить не можете, какую власть я имею над вашими образами. И спрашиваю себя: какую?
– Два зрачка утолённого страха
Потускнеют едва ли, сужаясь,
Перед вечностью, будто душа есть
У великого ересиарха.
Только нет ни покоя, ни сна нет,
Только некуда больше податься.
Не искупится ношей всезнанья
Неприкаянность душепродавца…
«Фауст». Увы, мюзикл.
– Пожалуйста, не пародируйте Шаляпина!
– А я и не пародирую, – обиделся Мефистофель.
– Не надо, друзья, – произнёс примиряюще автор текста (не Гёте, не Лессинг, не Морло). – Мне нравится.
– Да, – сказал режиссёр, откидываясь на спинку кресла. – Да. – И глубоко задумался.
«Не науку хотел он завоевать, – он хотел через науку завоевать самого себя, свой покой, своё счастье» (Тургенев о Фаусте). Скоро премьера. На премьере Игорь Максимильянович сядет вон там, в центре зала, примостится на стуле в проходе, положит ногу на ногу и будет заносить в блокнот замечания. Что же вы занесёте, Игорь Максимильянович, если темно? Что-нибудь да занесём, у нас хорошее зрение.
– Почему, – обращается режиссёр к Мефистофелю, – вы держите в руке, что не знаю?
– Крючок, – отвечает Мефистофель.
– А была кочерга.
– Где кочерга? Я взял то, что мне поставили.
– Где кочерга? – спрашивает постановщик старшего реквизитора.
– Где кочерга? – спрашивает старший нестаршего.
– Где кочерга?
На сцене появляется Оля.
– Вот.
Вот так. Это называется «зарядить». На профессиональном жаргоне реквизиторов это называется «зарядить», то есть поставить предмет на нужное место. Кочерга «заряжена».
– И потом, – говорит Фауст, – мне мешает вот это.
– Ну так подвиньте это правее.
– Правее нельзя, – проснулся [16] В первом издании была опечатка: просунулся. В принципе, мог и просунуться, – здесь много чего, между чем можно пролезть. Но по замыслу автора, пускай и неоригинальному, всё же пожарный был обязан проснуться…
пожарный [17] Которого все называют «пожарником» (даже в отделе кадров). Все, но не мы.
, – правее нельзя. Железный занавес!
– Немного можно. Двигайте.
И двигают.
А мы? А что мы должны подумать, непосвящённые? Вот что: железный занавес – это на случай пожара. Нельзя под ним размещать декорации.
– Позвольте, – протестует пожарник.
Но режиссёр повернулся в нашу сторону.
– Кто это? Что это? Откуда?
И вглядывается в пустоту, хмурясь:
– Или мне померещилось?
«Дорогая редакция журнала „Здоровье“! Пишет Вам Александр Степанович Воронцов, пенсионер, хотя и работаю. Много лет я читаю „Здоровье“, мне очень нравится Ваш журнал. Особенно мне нравится то, что Вы отвечаете на вопросы. Выступите, пожалуйста, с моим вопросом как с предложением. Вот уже целый год я экспериментирую на душах. Я работаю с душами. Все души я снабдил магнитами. Правда, мои магниты не очень мощные, и вода магнитится слабо, и потом их срывают, когда не моё дежурство, но всё равно результат хороший. Он подтверждает всё это о целебности магнитной воды. Если в прошлом году, когда без магнитов, болел гриппом и простудами каждый четырнадцатый посетитель нашего отделения, то в этом году, когда с магнитами, уже каждый восемнадцатый, и сам я стал себя чувствовать гораздо лучше. Я прошу Вас, дорогая редакция журнала „Здоровье“, обратить внимание на мой опыт и строго спросить на страницах журнала с начальника фабрики, где делают души, когда же он наконец будет выпускать их с магнитами? Ведь это так просто! С глубоким уважением Воронцов (Александр Степанович)».
– Ну как? Теперь нет ошибок?
– Ерунда какая-то.
– Почему ерунда?
– По кочану, Александр Степанович. Вы же не маленький.
– Я дело пишу.
– Вам, наверное, Самсонов такую глупость посоветовал.
– Самсонов знает.
– Плохо он влияет на вас… ваш Самсонов.
– Тише, Оля… Не надо.
– Вы бы меня попросили, я бы вам всё объяснила.
– Что вы объясните, я сам знаю. Я хочу знать, что они скажут.
Кстати, о театральных профессиях. Реквизитор он и есть реквизитор, с ним всё ясно, всё хорошо, искусство же гримирования… гримирования… искусство грима – стыдно сказать – всегда возбуждало во мне подозрительность. Что-то не нравится мне в этом искусстве, хоть режьте меня – не нравится.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу