Сергей Носов - Закрытие темы [сборник]

Вот где беда Касаева: слишком эмоционален. Все рассуждения свёл к риторике – зачем да зачем. В блокноте появляется между тем пространная запись о той же Лете с двумя громоздкими деепричастными оборотами, но будем справедливы: название реки подчёркнуто двойной волнистой – признак самонеудовлетворённости.

Если же оставить метафизику в стороне, то всё чудесно. Именно всё чудесно, и чем буквальнее понимать это, тем вернее. (Правда, метафизика здесь поворачивается иным боком.) В пору увлечения космологическими теориями, – собственно, эта пора жизни Касаева ещё не завершилась, – он сильно сочувствовал идее обусловленности мировых констант фактом человеческого существования. («Представь себе только, всё приспособлено для человека, будь другой масса протона или гравитационная постоянная „гамма“…» – «Ну ты и зануда!» – «… Нас бы тогда, – шёпотом, – не было б вовсе». На губы лег её указательный: «Тс-с-с-с!» – «Да, да, – с усилием, – честное слово…») Или в детстве. Когда проснёшься за час-полтора до школы и чувствуешь: сон ещё не забыт, но забывается катастрофически быстро, несмотря на твои отчаянные хвать-хвать, и ты будто не ты; все предметы, скажем, фаянсовый лев из михалковской басни или горшок со столетником, или битые гляделки дедовы (без дужки) на подоконнике, или веник в углу, – всё дружно напоминают, освещённые солнечным светом, о своей неизменной всегдашности: ты вот спишь-спишь, соня, а мы ждём, как дураки терпеливые, и ты нас не видишь. Да нет, вот и я теперь с вами! Они: нашего полку прибыло! Но отстранённость от посюстороннего ещё не преодолена полностью, потому как ты нарочно затаил дыхание, чтобы успеть изумиться самому вхождению в едва сбыточный мир действительности.

Иными словами, друг Касаев, надо уметь радоваться жизни (такая вот мудрёная истина) и принимать её с благодарностью, как тому учат популярные шлягеры. Даже эту очередь в гардеробе, молчаливо индевеющую под сердитым взглядом гипсового Щедрина (ибо мы до сих пор находимся в Публичной). Два гардеробщика, два неутомимых инвалида из «Трудпрома», – у одного, как весело объяснил он торопливой даме, рука на крючке болтается, – вот оптимисты! Их артистизм вызывающ. «Барышня!» На чаевые отвечают конфетами.

А на улице надо поднять воротник, потому что опять развеселился Борей, осень как осень. И что бы ещё сказать хорошее? Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге, – это при всей нелюбви к многолюдству! Продавец мороженого возле «Елисея» бросил нарукавники в пустую коробку – дескать, мешают, – и кружатся листья по Малой Садовой. А вот и памятник Гоголю (нет, не тот, другой), вернее, отсутствие памятника, – только с Гоголем приключится такое! Здесь, в двух шагах от Публичной библиотеки, напротив кинотеатра «Родина», стоит в сквере замечательная гранитная тумба; горожане настолько к ней привыкли, что уже не читают потускневшую надпись: «На этом месте будет сооружён памятник…» А может, он и действительно сооружён на этом богохранимом месте, да мы только не видим его, и сидит недоступный зрению Николай Васильевич на гранитном пьедестале, как в кресле на том единственном дагерротипе, наблюдает устало за происходящим. Незримо присутствующий… Это же лучший монумент Гоголю! [12] Тут автор абсолютно согласен с персонажем. Спустя лет двадцать с гаком он скажет: «Я и сейчас полагаю, что это был лучший из всех возможных памятников Гоголю. Как бы тайный, не явный. Но – настоящий. Не каприз ума, не метафора, не умническая производная от слова „незримый“, но объективно памятник Гоголю – в самом прямом, отнюдь не фигуральном смысле. Действительно, по мере того, как время уничтожало надпись на граните, закладной камень переставал быть обещанием памятника, а следовательно, он сам обращался в обещанное, – ничего ж другого „здесь“, на этом месте, не появлялось. Логично? По-моему, да… Все, с кем я делился своим открытием, со мной соглашались, и, помню, одно время у нас даже появился как бы своеобразный клуб чтивших памятник незримо присутствующему Гоголю». – Из книги «Тайная жизнь петербургских памятников» (СПб., 2008). Незримо присутствующий [13] Сегодня «зримо отсутствующий» – потому что тумбу куда-то убрали… «И теперь на этом месте фонтан. ‹…› Трудно поверить, что это и есть новый памятник Гоголю (или тот же – преображённый?). Между тем, что же может быть ещё на этом месте как не памятник Гоголю? Только он. ‹…› Не берусь интерпретировать идею фонтана. Возможно, он себя ещё как-то покажет. Ведь всё, что случалось на этом месте, было отмечено каким-то особым значением». – Из «Тайной жизни петербургских памятников». Отметим также, что вместо памятника Гоголю через дорогу в сквере установили гигантское изваяние будто бы Тургенева, более похожего на Мономаха. .