Сергей Носов - Закрытие темы [сборник]

Студенческий строительный отряд.

Автору приятно вспомнить провинциальные книжные магазины. В них продавались книги, которые невозможно было купить в городе. Скажем, томик Борхеса (1984), выпущенный ни много ни мало тиражом в 100 000 и стоивший 2 руб. 60 коп., удалось приобрести в Опочке. В посёлке Идрица всегда покупал что-нибудь; теперь там книжного нет.

Похоже, Сергей Филиппович действительно ничего не понимает в бисере. В пору первой беременности жена автора решила освоить вторую специальность и по наущению знакомой писательницы-фантастки поступила на курсы изготовления изделий из бисера, – ситуация в стране заставляла подумать о будущем. Ожерелья и браслеты домашнего производства выглядели эффектно. Утешая себя тем, что и Бердяев в годы смуты продавал спички, автор понёс изделия жены на толкучку, но коробейник из него получился бездарный – никто ничего не купил. В итоге все украшения жена раздарила. Бутылочки из-под марганцовки с разноцветным бисером перешли по наследству подросшей дочке. Будут внуки – им передаст.

Автору довелось побывать в Кильдинстрое. Перед госэкзаменом по военной подготовке весь курс отправили на сборы. Наш дивизион находился в нескольких километрах от Кильдинстроя. Время от времени мы ходили за спиртным в самоволку. Как-то раз в Кильдинстрой снарядили меня. Я шёл по Мурманскому шоссе и вдруг по левую руку вдалеке за сопками увидел нечто похожее на ядерный гриб. Он стремительно вырос на глазах, но абсолютно бесшумно. И не было вспышки. Я стоял и смотрел, не зная, что и подумать. Пели птицы. Проезжали машины. Постояв, я отправился дальше. Что это было, понятия не имею. Из наших никто не видел.

Не этот ли диаскоп автор видел недавно в антикварном магазине на площади Искусств?

О да, был такой! Государственный комитет СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Автор помнит, что ругали сей орган все кому не лень, и даже далёкие от дел книгоиздания.

Не знаю, как в журнале для домохозяек, а в детском – были. Однажды цензор не пропустил рисунок, потому что у девочки были варежки на резиночке и обе на одну руку. Когда-то я сделал запись «для памяти»; не так давно, разбирая бумажки, наткнулся на неё, привожу полностью: «Мы работали в „Костре“. (Мемуарий.) Толстикова вместе с другими отв. секретарями вызвали в Горлит, инструктировали, о чём писать недопустимо. В редакцию возвратился с конспектом, зачитывал на редсовете. Что-то около 20 пунктов, добавления к уже существующим ограничениям. Помню, нельзя:

– об интернацианализации Арктики и Антарктики;

– о милитаризации космоса;

– об использовании животных в военных целях (у нас тогда сняли какую-то безобидную заметку о дельфинах, это в детском-то журнале! – там и войны никакой не было, просто про то, какие они способные и как легко приручаются…);

– о каком-то загадочном (Толстиков не знал, что это такое) центре СССР (кажется, географическом), мы ещё говорили: „пуп земли“;

– о других правительствах ничего ругательного (кроме правительств Чили, ЮАР и Южной Кореи (и не помню: Израиля?));

– о Бесарабии;

– о взрывчатках;

– о покушениях на политических деятелей (в каком-то журнале по неосторожности напечатали переводной детектив, где подробно описывалась подготовка к покушению на де Голя – дурной пример, запретная тема, нельзя);

– о чём-то медицинском, уже не вспомню о чём».

А вот интересно. «Ленинградская правда» когда-то была «Петроградской» и выходила под этим названием с весны 1918-го. А теперь она «Санкт-Петербургские ведомости» и ведёт свою родословную с петровских времён!

Кстати, о времени. Это давнишнее сочинение. Автору не побороть искушение комментировать этот текст – в стиле данной сноски – с позиций сегодняшнего дня. Дата написания, само собой, в конце.

Вряд ли «Сельскую молодёжь» выписывала кафедра, хотя и могла: от коллектива, так же как и от отдельной его составляющей, требовалось по тогдашнему обычаю обязательно что-нибудь выписывать. Как бы то ни было, не следует путать с журналом «Сельская жизнь», которую сегодня издают авангардные фотохудожники, обосновавшиеся в посёлке Шувалово.

А ещё через двадцать лет будет издан двухтомный энциклопедический словарь С. В. Белова «Ф. М. Достоевский и его окружение» (СПб., 2001). Если бы Касаев до наших дней сохранил своё любопытство, он бы, несомненно, обратился сегодня к этому словарю. Человека, упавшего в обморок, звали Паприц Константин Эдуардович, он воспитывался в Петровской земледельческой академии. Позже отличился на поприще статистики. Прозу писал и стихи. Напечатал несколько стихотворений, повесть и два очерка. Но до «тридцати, сорока, пятидесяти» не дожил, умер в возрасте 25 лет, немногим пережив год смерти Достоевского. Известно, что, кроме него, в обморок в тот исторический час упала некая Маша Шелехова, сведения о ней скудны.