Лев Трутнев - Живи и радуйся

Мало-помалу небо все больше и больше тускнело. Бледным пятном проступало сквозь наползавшую пелену туч полуденное солнце. Из-за леса стал доноситься слабый глухой рокот.

– Дождь будет, – оглядывая потемневший лес и прислушиваясь к отдаленным раскатам грома, встревожился Паша. – Айда домой!

С ношей бежать неудобно: того и гляди споткнешься и высыпешь все, что набрал, потому мы и пошли шагом…

– Колени болят, – пожаловался Славик, – натер травой.

– С непривычки, – посочувствовал Паша, – поживешь в деревне годика три – все стерпишь.

– Ты думаешь, что война еще столько лет продлиться? – ни то обиделся, ни то удивился Славик.

Паша помедлил.

– Да нет, это я так просто – для верности сказал, – успокоил он друга.

– Мы сразу, как только наш город освободят, уедем домой, – с грустинкой в голосе заявил Славик.

– Это понятно…

Я слушал друзей и помалкивал, грея свои заветные мысли: «Вот прибудет отец с фронта, и мы тоже вернемся в город. Отец снова станет работать начальником: его же на машине до войны возили – я это видел не раз в окошко. Я буду учиться в той школе, которая напротив нашего дома. Её хотя и закрыли под госпиталь с началом войны, но снова откроют, как война закончится, и всё будет хорошо»…

Гром между тем нарастал. Тускнело небо. Холодный ветер гнал по траве зеленые волны, лохматил притихший лес. В промежутках между лесами, на короткое время, открывались неохватные взгляду дали и там, темная, с седыми прожилками туча занавешивала небосвод от края до края, наползая рваными краями на белесую деревню, за которой все почернело, словно обуглилось. С солнечной яркостью прошивали эту темень зигзаги молний, и оглушающий грохот перекатывался поверху. Там, за деревней, мощно плыл дымчато-белый вал, всё закрывая собой и сплавляя воедино землю и небо.

Чувствуя, как оттуда, из этого угрожающего смешения черного и белого, потянуло холодом, запахом талой воды, я понял, что гроза идет с градом, и кинул притихшим друзьям:

– Давайте прятаться, град будет.

– Точно, – согласился Паша, – тоже вглядываясь в окоём.

Справа, на поляне, чуть склоняясь набок, стояла одинокая кряжистая береза, и мы кинулись к ней. За могучим узловатым стволом дерева было тише и спокойнее. Толстые его сучья чуть подрагивали под хлесткими порывами ветра, а сам комель стоял, как каменный. Мы прижались друг к другу, упираясь спинами в корявую кору дерева.

Чистый клочок неба над ближним лесом быстро закрывался наплывающей тучей.

– Не спасет она нас от ливня, – оглядывая густую крону дерева, усомнился в нашем выборе Паша. – В лес надо бежать, туда, где погуще.

Я тоже вспомнил где-то слышанное или прочитанное, что нельзя прятаться от грозы под одиноким деревом или отдельным предметом, и забеспокоился. Наша береза хотя и казалась несокрушимой, но стояла отдельно от леса и могла быть заметным громоотводом.

Первые крупные капли дождя уже застучали по листьям и покидать надежное укрытие не хотелось. Но я вскочил и во всю силу крикнул:

– Бежим в кусты!

Ребят как подхлестнули, оторвав от кряжистого комля березы, и мы припустили к лесу, обгоняя друг друга.

Сунув посудины с ягодами под корни тальника, мы упали на плотную, пахнущую перегноем подстилку. И тут грохнуло так, что земля дрогнула, и тяжелый, пугающий шум накрыл лес, обрушиваясь на деревья водяным валом. Все скрылось от взгляда. Даже та могучая береза на поляне, под которой мы вначале спрятались, едва-едва проступала в сплошном потоке воды. Одни ослепительные вспышки выхватывали из мрака очертания опушки леса и отдельные деревья. Грохот сотрясал воздух. Что-то холодное и увесистое ударило меня по голове вскользь, и я увидел градину с сорочье яйцо. Град!

Застучало, засекло по веткам ледяными шариками. Всё пространство слилось в сплошную пелену, и только плотные кусты с вязью переплетенных веток, покрытых не пробивной листвой, спасали нас от ударов градин.

Едва я приподнял голову, пытаясь полюбоваться грозовым разгулом, как полыхнуло так, что глазам стало больно, и удар грома заложил уши. Совсем близко, на короткое, неуловимое по времени, мгновенье я увидел расщепляющуюся на две половины березу на поляне, объятую искрящейся золотой сеткой, и сунулся под корни толстой талины, прикрыв голову руками. Вжатый тугой тревогой в лесную подстилку, я даже не посмотрел на друзей, боясь поднять головы и снова увидеть жгучий удар шальной молнии.

Минута, две, три… И шум падающей воды начал удаляться. Перестали щелкать по веткам градины, посветлело. Гром все еще гулял где-то близко, за лесом, и еще слепила своим неземным светом молния, но уже не так опасно и жутко. Дождь стал ровнее и вскоре сошел на нет.