Лев Трутнев - Живи и радуйся

– Ага. Ты мне отметил рядок в три лопаты, а грядка пятнадцать твоих шагов. Это сколько же ломтей надо будет отвалить, чтобы дойти до края?

– А ты теперь грамотный – посчитай. – Дед, наклонившись, заглянул мне в лицо.

Я прикинул:

– Таких ломтей, как ты сказал, в одном шаге будет не меньше двадцати, а шагов пятнадцать.

– Ну и сколько выходит? – Дед прищурился.

– Больше ста, а мы еще по стольку не считали.

– Триста ломтей будет. – Он распрямился. – Я, Ленька, хотя и не грамотный, а счет знаю. Жизнь научила. В крестьянстве без счета никак нельзя. Вот прикидывай: за минуту ты больше трех пластов не возьмешь – отрезать надо, вывернуть и раскрошить лопатой. И выходит, что на всю работу тебе потребуется сто минут. А сколько минут в одном часе?

Я замялся, припоминая.

– Шестьдесят, – ответил он за меня, – примерно, часа два ковыряться будешь. А если с отдыхом, так и три пройдет. И нам с Кольшей тоже не меньше времени придется гнуть спины. Да еще с часок я буду рассеивать просо. Так что управимся мы только к рассвету. Деревня к этому времени вся на ногах будет – кто-нибудь да встретиться может, как на улицу выйдем, и для отговорки придется еще солодки накопать…

Кольша работал, прислушиваясь к нашему разговору.

Взялся и я за лопату.

Какой там три часа! Где-то через полчаса, когда я и трети намеченного не осилил, загорелись ладони и затяжелели руки. Спина заныла, и все чаще и чаще я начал останавливаться, с завистью поглядывая, как споро идет работа у старших.

– Что? Тяжела, Лёнька, земелька? – заметив мою усталость, проговорил дед. – Тяжела. – Согласился он сам с собою. – Но она нас кормит. Так что, отдыхать – отдыхай, а свою прогонку выполни.

Я промолчал, соглашаясь, и снова с ожесточением принялся выворачивать пласты черной земли и разрыхлять их лопатой.

Притух лунный свет. Из-за лесов поплыла по окоёму легкая лазурь. Я, разгоряченный работой до ломоты в плечах и спине, ощутимой испариной под шапкой, согнув колени в дрожащих ногах, притулился на уложенную мною же кучку бурьянов, которую мы вначале хотели сжечь, но дед решил, что на ней удобно будет отдыхать и в прополку, и в уборку проса, и оставил не тронутой.

В ивняках подал голос куропач. Заиграл в воздухе бекас. Журавли прокричали на дальнем болоте. Природа просыпалась, хотя плотно она и не спала: всё время, пока мы работали, нам подсвистывали погоныши на приозерных лугах. Изредка вскрикивали, напуганные кем-то, возможно совой, чибисы, утробно гукала в озере выпь. Да и другие, непередаваемые словами, звуки постоянно текли в пространстве.

Закончив копку, дед и Кольша тоже привалились к моей кучке.

За ближнем лесом заиграли на токовище косачи, и Кольша напрягся, прислушиваясь.

– Кажется, возле Долгих кустов токуют, – предположил он, обращаясь к деду.

– Там, – согласился дед, – на длинной поляне. Они каждый год её облюбовывают.

Они еще немного посидели, тоже вслушиваясь в зоревые звуки, и начали разравнивать вскопанную землю граблями. А я, не вставая, приглядывался к их действиям: граблей у меня не было, а научиться мельчить землю было не лишним.

Свет потек по всему небосводу, проявляя в нём тонкую бирюзу, а над зубцами дальнего леса обозначилась золотая накипь. Утренние звуки, сливаясь воедино и то усиливаясь, то притухая, создавали хотя и не стройный, но плавно текущий фон, вынянчивая в душе легкую отраду.

Дед кинул грабли под кучку и снял шапку. Лицо красное с капельками пота на лбу. Волосы повисли сосульками. В явной запарке и Кольша тут как тут.

Мне стало неловко за своё долгое сидение. «Они вон как уработались, а ты лодыря гоняешь», – будто кто-то сторонний шепнул мне в ухо.

А дед вдруг, весело улыбаясь, произнес:

– Вот она, благодать! Нет ничего отраднее того момента, когда ты нужную работу завершаешь! В душе радость – в теле истома!

Мы с Кольшей промолчали, осмысливая его мудреный восторг.

– Авось вознаградит нас земля за труд, – продолжил дед в том же, никак несвойственном его характеру духе, – уродит проса! А это – хоть кашу вари, хоть супы или кулешь, – тут же перешел он на обыденность. – А там и в следующем году повторим то же самое.

– Размечтался, – откликнулся Кольша. – Дай бог, чтобы в этом году никто нашу полоску не заметил. Живо в сельсовет потянут.

– Потянут, – не стал возражать дед и посунулся к мешку с семенами. – Начну, пожалуй. – Он повесил через плечо котомку и нагреб в неё проса.

Шаг, второй, и дед стал горстями разбрасывать семена налево и направо, посыпая взрыхленную землю.