Лев Трутнев - Живи и радуйся

– Своего мяса не будет – так зайчатину отведаем, и он показал моток тонкой проволоки. – Сейчас наделаю петель и расставлю по кустам.

Его азартное вдохновение отвлекло меня от тягостных переживаний.

– Это ты в амбаре взял? – не шибко-то поддержал Кольшин порыв дед. – Теперь проволоки нигде не возьмешь – ценнее зайцев будет.

Но разве нас остановишь? И занялись мы изготовлением петель, а через некоторое время уже шагали к ближним тальникам, глубоко увязая в снегу.

У первых же кустов засинели заячьи следы. Натоптанные зверьками дорожки тянулись вдоль опушки кустарников, разветвляясь туда-сюда, и Кольша приостановился:

– Вот видишь, тропы набили косоглазые. Гляди, где они проходят у близко стоящих талин, там и вяжи петли. Он показал мне, как их настораживать: на какой высоте, какой величины, как вязать, чтобы попавший заяц не смог быстро открутить проволоку. Тихая радость от того, что мне доверяют важное дело, вытопила все печальные мысли, и я стал с особым усердием настораживать петли.

Снег засыпался в голенища валенок, холодило мокротой ноги, да и морозец ощутимо щекотал лицо. Но до того ли было, когда занималось такое волнующее предприятие.

Кольша ушел в глубь тальников и где-то ставил свои ловушки, а я ползал с краю.

Не меньше часа провозились мы, настораживая петли, и полные надежд на удачу, в радужном расположении духа, вернулись домой под стылый вечер.

На другой день, когда Кольша был в школе, я, не сказавшись, двинулся к лесу один.

Зуд нетерпения (а что же там, в петлях?) был выше моего послушания. Едва ли не бегом, используя наши старые следы, добрался я до зарослей тальника. Несколько петель, к моему тревожному разочарованию, были пустыми, две – спущены, и только в одной застыл попавшийся зверек. Вмиг отлетели заплывшие в душу огорчения: еще бы – первый заяц, пойманный самостоятельно, в самостоятельно поставленную петлю! С великой радостью высвободил я добытого зайца и с той же поспешностью, с которой бежал в лес, запрыгал назад, в деревню. Тяжеловат был зверек, но нес я его на плече с гордостью – пусть все видят, какой я добытчик.

Едва ли ни половину широкого поля, отделявшего дворы от леса, пересек я, когда увидел в редких приозерных лесочках толпу быстро бегущих людей, и оторопь остановила мой шустрый ход: ни ко мне ли спешат эти люди? Ни заяц ли в том причиной? Вдруг их нельзя ловить петлями?.. Но, пока я раздумывал, холодея и от накатившихся мыслей и от пронизывающего ветра, бегущие вразброс люди скрылись за первыми дворами. Выждав с минуту, я еще быстрее заспешил к дому, теряясь в догадках: что за люди и в чем дело?

Дома, не до конца выслушав дедову похвалу по поводу пойманного зайца, я выложил ему про бегущую из-за озера толпу и заметил недоумение в глазах деда.

– Там, в приозерных лугах эвакуированные бьют канаву, а почему бежали – не знаю. – Дед поглядывал на меня в раздумье. – Выяснить не долго: сбегаю сейчас к Прокопу Семенишину – у него двое постояльцев из эвакуированных, скажут, что к чему. – Дед стал торопливо одеваться, а я зачастил:

– Какую канаву? Зачем?

– Власти хотят спустить воду из нашего озера, чтобы добывать торф. Фашисты жмут во всю силу. Под Сталинградом бои кровавые. Сколь наших сибиряков полегло там – не счесть. И, возможно, военные заводы придется эвакуировать в нашу глубинку, а им надо и тепло, и электричество. Небольшую электростанцию построят для этого. Торфом и будут топить.

Столько сразу мало понятного. Я и переварить всего не успел, как дед скрылся за дверью. Мучайся теперь – не мучайся, а жди, когда он вернется и расскажет, что к чему.

Лишь вечером выяснилось, что эвакуированные испугались стаи волков, появившейся в степи неподалеку от тех мест, где они работали.

– А что за канава? – приставал я к деду с вопросами. – И как её бьют в такой мороз – земля, что камень?

– Я же тебе говорил про канаву – вода по ней должна пойти в соседнее озеро, чтобы торф обнажился. А долбят землю ломами и кирками. Нелегко, но, видно, надо. Да и кое-что им платят – иначе, как жить без хозяйства. Все с купли.

– Кому там бить эту канаву, – вмешалась в разговор матушка. – Одни женщины да подростки со стариками. Да и побудь-ка целый день на морозе. Похуже той блокады будет.

– Им дрова подвозят. Костры жгут – сами греются и землю греют, чтоб хоть немного отошла. Выстоять можно. Не под бомбами и снарядами в голоде, – пояснил дед. – Им и паек кое-какой выдают. А еще неизвестно, каково нам будет…