Лев Трутнев - Живи и радуйся

– Довольно, – услышал я близкий голос деда и тут же почувствовал облегчение: он забрал у меня готовую соскользнуть под ноги солому.

Скрадок из притуленных к березе хворостин был не плотен, светился насквозь, и я, умеряя дыхание, не выдержал:

– Как тут прятаться?! Видно же…

Дед стал напихивать солому внутрь скрадка.

– Спрячемся. Сейчас натрусим соломы поверху и – в аккурат будет.

– Я пойду. – Кольша заторопился.

– Давай. Да лошадь шибко не гони. – Дед уминал подстилку, посунувшись в скрадок. – С болота начинай, с тальников…

Кольша двинулся к стогу. Шаги его скоро затихли.

– Лезь. – Дед подтолкнул меня к скрадку. – Устраивайся.

Меня накрыла теплой волной тихая радость: наконец-то начнется охота! Став на колени, я прополз под сучьями в скрадок и привалился спиной к комлю березы. Отсюда сквозь ветки видно было и заголубевшее небо, и все чучела на крайних деревьях, и ближние дали…

– Ну как, ветки в глаза не лезут?..

Меня немножко трясло от нетерпения: и чего дед канителится?! Прятаться надо!

– Да не-е… – все же отозвался я.

– Вот и хорошо. – На короткое время большой дед загородил половину света. – Да тут чаи гонять можно. – Глаза у него весело поблескивали. – Отрада! – Дед зарядил ружье и прислонил его к сучковатой валежине. – Теперь смотри и слушай!..

Лес прояснился до каждого сучка, до каждой веточки. Даже самые густые его чащи приобрели свой привычный рисунок. В соседнем колке наперебой застрекотали сороки, дробно зачастил кто-то палкой по дереву.

– Дятел, – шепнул мне дед, заметив, как я насторожился. И тут раскатисто, с задором и вызовом, прокричала какая-то птица в соседних кустах, еще и еще.

– А это куропат. – Дед улыбался, понимая меня. – Этот хитрый – на чучела не прилетит.

Кто-то захлопал крыльями о ветки, и дед схватился за ружье. На вершине одной из берез я увидел большеголовую и длинноклювую ворону.

– Кыш, стервятина! – Дед зашевелил сучками, и ворона улетела. – Думал косач…

Над дальним лесом небо порозовело. Закраснелись вершинки деревьев. Робко зашелестел соломой свежий ветерок. Засуетились, запищали какие-то птички, и вдруг где-то далеко-далеко раздался непонятный крик. Кричал не то человек, не то зверь какой. Не отчетливо, глухо, и я качнулся к деду, робея.

– Не бойся, это Кольша орет в ряму, косачей пугает.

И тут я заметил у соседнего леса больших черных птиц, летящих низом, и зашептал, чувствуя, как горло перехватило от волнения:

– Косачи, деда! Косачи!

– Тише ты! Вижу! – Дед заволновался, загораясь давно охватившим меня азартом. Он весь напрягся, глаза засверкали особым светом…

Но косачи осыпали соседний лес, рассаживаясь по нему с громким хлопаньем крыльев. Я чуть отвлекся и замер: к одному из наших чучел садился косач, блестя вороненым оперением в лучах взошедшего где-то солнца. Он коротко проквохтал и затих, вертя головой. А я не смел пошевелиться, замерев в неудобной позе. Выстрел грянул оглушающе, встряхнул лес, прокатившись по нему многократным эхом. Синий дым застлал скрадок, но я все же увидел, как тетерев стал валиться вниз, ударяясь о ветки, и рванулся было наружу, но дед удержал меня:

– Сиди! Он теперь никуда не уйдет, а других отпугнуть можешь…

Пахло горелым порохом. Дым от выстрела медленно таял. Отчетливо слышались Кольшины крики в дальнем лесу. Белыми тряпицами протрепыхали над полем куропатки. Вдруг где-то сзади раздалось знакомое квохтанье. Я оглянулся и увидел на кряжистой березе серую птицу.

– Тетерка, – шепнул дед. – Эта пусть поживет. Она весной выводок даст… – Он не успел договорить, а я осмыслить его слова, как сразу несколько черных длиннохвостых птиц накрыли наш колок, захлопали крыльями по веткам, устраиваясь поудобнее. До чего же эффектны были они в лучах раннего солнца! Не выдержав напора жгучего волнения, я подался к деду, задышал ему в ухо быстро, с отчаяньем:

– Деда, вон еще! Вон еще! – Ответом на мой жаркий шепот был хлесткий выстрел. Но теперь меня дед не удержал. Забыв обо всем, я выскользнул из скрадка и, спотыкаясь о валежник, кинулся к бьющемуся в агонии тетереву.

– Вот он, деда, вот!..

А дед уже шел ко мне с веселым лицом.

– Ну и горячий ты! Разве ж так можно? Чуть лоб не расшиб о березу. – Он потрогал затихшего косача. – Тяжелый, нагулялся. Зерна-то натерялось предостаточно. Ну, пожалуй, хватит. Надо и край знать. Да и сеном пора заняться…

Сверкало над вершинами дальнего леса поднявшееся солнце, играло нежными переливами небо, и сладко замирало сердце от неосмысленных осветленных чувств…